— Это будет как фильм, где действие все ускоряется и завершается ослепительным вихрем, — объяснила она; Николас, казалось, был в восторге.
— Милая, у тебя столько идей, что я охотно взял бы тебя в «Либерти»…
— Правда? — встрепенулась Гортензия.
— Когда закончишь школу… Через три года.
— А-а, — разочарованно протянула она.
— Потерпи, спешка убивает наслаждение… Это же твоя идея.
Она улыбнулась ему. В ее больших зеленых глазах вспыхнул интерес, и он это заметил. Он поднял руку, чтобы попросить счет, заплатил не глядя и произнес: «Снимаемся с якоря, товарищ?» Она взяла сумку от «Миу Миу», которую он подарил ей перед тем, как заказал чай с лепешками, и вышла вслед за ним.
И вдруг, когда они ждали лифт в холле четвертого этажа, случилось нечто ужасное.
Она стояла чуть в стороне, покачивая новой сумкой, мысленно оценивая ее по крайней мере фунтов в шестьсот-семьсот — он подарил ее с таким беспечным видом, что она подумала, уж не стащил ли он ее из контейнера, когда они уходили из магазина, — так вот, Николас говорил по телефону, нетерпеливо повторяя: «нет, нет, ни в коем случае…», она примеряла сумку то на одну руку, то на другую, брала ее под мышку, изучала свое отражение в дверях лифта, крутилась так и сяк… И тут двери открылись, выпуская потрясающую женщину, одно из тех немыслимо элегантных созданий, вслед которым нельзя не обернуться на улице, пытаясь понять, как им удается это чудо: быть неповторимыми, ослепительными без малейшего намека на пошлость. Узкое черное платье, ошейник с фальшивыми бриллиантами, огромными, как кусочки шоколада, балетки, длинные черные перчатки и огромные черные очки, подчеркивавшие прелестный вздернутый носик и алый рот, сочный, как надкушенная вишенка. Извечная загадка красоты. Воплощение пьянящей женственности. А какой черный цвет! Он сверкал всеми цветами, он был уже не черным, а каким-то другим. У Гортензии отвисла челюсть. Она готова была следовать за дивным созданием хоть на край света, чтобы вызнать ее секреты. Она проводила глазами видение, а когда вновь обернулась к лифту, заметила мужчину, который собирал на полу высыпавшиеся из сумки вещи. Николас придержал дверь лифта, чтобы не закрылась, и Гортензия услышала, как мужчина произнес: «Извините, пожалуйста… Большое вам спасибо». «На кого похож спутник этой восхитительной женщины?» — подумала Гортензия и, затаив дыхание, стала ждать, когда мужчина встанет.
Спутник оказался похож на Гэри.
Он заметил Гортензию и отпрянул, точно на него брызнуло масло с раскаленной сковородки.
— Гэри? — позвало дивное создание. — Ты идешь, love? [105]
Гортензия закрыла глаза, чтобы этого не видеть.
— Иду, — отозвался Гэри, целуя Гортензию в щеку. — Созвонимся?
Она открыла глаза и снова закрыла. Это был кошмарный сон.
— Гм-гм… — произнес Николас, который закончил говорить по телефону. — Ну что, пошли?
Восхитительное создание, усевшись за столик, махало Гэри рукой, приподняв очки в толстой оправе и открыв на всеобщее обозрение глаза трепетной лани, удивленной отсутствием орды оголтелых папарацци вокруг.
— Ну пошли, — повторил Николас, придерживая дверь лифта. — Я вроде тут не нанимался в лифтеры!
Гортензия кивнула и попрощалась с Гэри так, словно его не узнала.
Она вошла в лифт и прислонилась к стенке. Я падаю вниз, в подвал. Пусть меня раздавит. Спуск в ад гарантирован.
— Смотаемся в Кемден? — спросил Николас. — В прошлый раз я там отхватил два кардигана от Диора за десять фунтов! A real bargain! [106]
Она посмотрела на него. Туловище и правда длинновато, но глаза красивые, и рот красивый, и похож на пирата… если зацепиться за образ пирата, то, может быть…
— Я люблю тебя, — сказала она, наклоняясь к нему.
Он даже подпрыгнул от изумления и нежно поцеловал ее. Он хорошо целовался. Не спеша.
— Ты серьезно?
— Нет. Я просто хотела узнать, что люди чувствуют, когда так говорят. Никогда еще никому этого не говорила.
— А-а… — разочарованно протянул он. — Я тоже подумал, что это как-то…
— Несколько преждевременно. Ты прав.
Она взяла его под руку, и они пошли по направлению к Риджент-стрит.
Внезапно Гортензия застыла как вкопанная.
— Но она же старая!
— Кто?
— Та красотка в лифте, она же старая!
— Не преувеличивай… Шарлотта Брэдсберри, дочка лорда Брэдсберри, утверждает, что ей двадцать шесть, но на самом деле двадцать девять!
— Старуха!
— Идол, дорогая моя, идол лондонского света! Выпускница Кембриджа, эрудитка, прекрасно разбирается в литературе, в современном искусстве и музыке, иногда меценатствует, если может, и к тому же благородна: говорят, открывает новые таланты! Тратит время на молодые дарования, которые благодаря ее связям очень быстро становятся знаменитыми.
— Двадцать девять лет! Ей на свалку пора!
— Очаровательна и к тому же возглавляет журнал «Нерв», ну ты знаешь…
— «Нерв»?! — простонала Гортензия. — Это она? Все, мне конец!
— Да почему, милая, почему?
Он взмахнул рукой, и перед ними тут же остановилось такси.
— Да потому, что я хочу занять ее место!
В то воскресенье, 24 мая, Милена Корбье была на своем посту. Теперь вместо телевизора она обзавелась мощным биноклем и шпионила за соседями. Она бежала домой с работы, спеша погрузиться в чужую жизнь. Облизывалась, тихонько вскрикивала или неодобрительно щелкала языком. А встретив соседей на улице, поглядывала на них и хихикала. Я все про вас знаю, думала она, могу на вас донести, если захочу…
В то утро на пятый этаж явилась полиция и арестовала семейную пару. Бедняг увела целая толпа полицейских, что есть сил топавших сапогами, чтобы дать понять соседям: не стоит преступать закон. Супруги Вонг не платили налог на дополнительного ребенка. Обнаружилось, что у них двое детей, но второго они прятали, когда кто-нибудь к ним заходил. Его не пускали на улицу, но иногда, втайне от родителей, он сбегал, надев платье старшей сестры. Это его и выдало. Он был худенький, маленький, а сестра — высокая и крупная. Он тонул в ее одежде, как майский жук в бочке с водой. Милена уже давно заприметила этих детей. Она молилась, чтобы про мальчика никто не узнал. Такой вихрастый малыш с большими испуганными глазами. Она все время молилась. Ей было страшно. Мистер Вэй нанял кого-то следить за ней, это точно. Милена пыталась дозвониться Марселю Гробзу, но тот не отвечал.
Она хотела вернуться во Францию. Надоело быть одной, надоело целыми днями работать и получать щелчки по носу из-за того, что я иностранка, осточертело их караоке по телевизору! Хочу тихую, неспешную анжуйскую жизнь!