И вдруг гнетущая тишина, стоявшая над поляной, разлетелась на куски: ударил гром, среди «зеленых» ярко полыхнуло – некоторые упали, остальные замерли. Затем еще раз! После второго взрыва выжиматели заметались в панике, беспорядочно стреляя. Между прочим, нашлись и такие, что кинулись прикрывать вождя, улепетывающего со всех ног к своей «стрекозе».
Взлет «стрекозы» сопровождался еще одним взрывом, от которого ее слегка занесло, но она быстро выровнялась и косо ушла в небесное молоко. Палили, судя по всему, гранатами, а в перерывах поливали из пулемета, в чей тяжелый стук вплетались еще и автоматные очереди.
Не прошло и минуты, как оазис очистился от выжимателей: те, кто остался жив, неорганизованно покинули поле боя – в их числе и мучитель Арл, скатившийся с нее и дернувший со всех ног в руины.
Снова воцарилась тишина, и скоро стало слышно, как трещат изувеченные растения под чьими-то тяжелыми шагами. А потом на поляну вышел Грумпель – большой, размашистый, с толстой пушкой на плече: своеобразным гибридом пулемета с гранатометом. Оба ствола и сам Грумпель еще дымились.
– Живые! – в возгласе нежданного спасителя восторг мешался с удивлением. Когда он, положив оружие, принялся резать связывающие их путы, появился Склайс с автоматом наперевес и первым делом вздохнул облегченно:
– Живые! Успели! – после чего тоже достал нож и активно присоединился к перепиливанию веревок.
– Спасибо, мужики. Как же вы вовремя! – от всего сердца сказал Степан, думая про себя, что судьба тоже может иногда делать подарки – не «зверем» единым… Существует еще в жизни случай или просто удача настоящая, ни от чего не зависящая, о которой он в последнее время напрочь забыл. Но главное – он забыл, вернее, еще не знал о том, что на этом чужом Острове у него уже есть друзья.
Когда путы упали, Степан обратился к драконице, по-прежнему неподвижной, похожей в своем оцепенении на статую:
– Арл, как ты? Как глаза? Очень больно? – хотелось потормошить ее и, конечно, осмотреть рану, но конечности после веревок онемели, и вопрос он задавал, собственно, сидя на земле у ее ног.
– Все в порядке, – произнесла она своим нежным женским голосом. – Они не в состоянии были мне повредить, даже если бы очень захотели.
Эти слова его, конечно, в первую очередь порадовали, однако Степан не забыл ее предыдущего заявления насчет уязвимых мест.
– Но ты же говорила, что глаза…
– Говорила и могу повторить, что глаза – наше единственное уязвимое место. Когда они открыты.
– Единственное? – переспросил Степан. – Ты что, хочешь сказать, что с закрытыми глазами бргрдл вообще неуязвим? – Конечно, это были сказки. Но информация об уязвимых местах (помимо очевидной, насчет открытых глаз) наверняка являлась у них засекреченной.
– Даже выстрели они по мне ракетой, все равно не смогли бы мне повредить, – скромно ответила Арл. – Я могу становиться твердой, как… Ну, как орех.
Их занимательную беседу прервал Склайс.
– Отсюда надо уходить, – сказал он, видя, что Степан уже более или менее владеет конечностями. – Они скоро вернутся – столько мяса тут оставили, да и нас, гм-гм, не отказались бы оприходовать. Выжать то есть.
Как иллюстрация к последним словам послышалось бульканье – Грумпель тоже занимался своего рода выжиманием: усевшись на свое старое место возле разоренного стола, он разливал из большой фляги – до этого он был занят собиранием чарок, раскиданных бурей событий по всей полянке.
– Маски можно снять с этих… – сглотнув, добавил старик и махнул головой в сторону убитых.
– Брыдлу никакая маска не налезет, – подал рассудительное замечание Грумпель. Склайс с досадой стукнул себя по лбу.
– Тогда… Я знаю! Вот что надо делать! – Несомненно, он был оптимистом по жизни и продолжал оставаться им за считаные дни до конца света. – Бргрдл побежит изо всех сил, а мы в масках быстренько пойдем следом. Отбежит на сколько сможет, потом, конечно, упадет, а мы его закамуфлируем…
– Она, – сказал Степан, усаживаяь рядом с Грумпелем. – Брдл – это она. Она отменный воин, ей все нипочем. И я могу сказать точно, даже не спрашивая, что она никуда не побежит. Мне тоже придется остаться рядом. Так что уходите без нас.
Выслушав это предложение, Склайс со вздохом сел и достал из кармана кусок хрюпа.
Вот ведь как получалось! Мужики вернулись, чтобы их освободить. И освободили. Зря, что ли, выходит?.. Опять они остаются ждать выжимате-лей? Степан принял рюмку у Грумпеля, торопливо сказал:
– Наши жизни вне опасности – во-первых, мы им нужны живыми. Они нас в прошлый раз хитростью взяли. Но теперь-то уж мы им покажем!
– А я вам помогу, – сказал Грумпель и без перехода предложил: – Выпьем!
Выпили. Арл тоже не осталась в стороне. Грумпель тихо крякнул, а Склайс залучился такой гордостью, словно сам лично ее выдрессировал, когда драконица аккуратно взяла чашку зубами за краешки и быстро выпрямилась, запрокидывая голову. С такими матерыми приемчиками она легко вписалась бы в любое застолье, а после третьей все бы уже воспринимали ее запросто, почти как обычную собутыльницу, разве что слегка страшноватую.
Звеньк – драконица наклонилась, поставив пустую посуду на свободное место, рядом со Степановой. Оторвав от нее завороженный взгляд, Склайс стал быстренько разливать по новой.
– Ну что с вами делать, – сказал он, выпрямляясь с чаркой в руке. – Придется и мне остаться.
– Вам нельзя, – решительно возразил Степан. – Мы – другое дело: Арл неуязвима, даже для ракет. А я… – надо было как-то объяснить им, и он объяснил: – Я – ну просто чертовски везучий парень.
Грумпель шумно вздохнул:
– Все здешние дороги к смерти стали слишком коротки. Но все-таки у нас еще есть выбор. Я выбираю – эту.
– А я не собираюсь умирать, – сообщил Склайс, хрустя своим любимым овощем. – Степан говорил, что их ученые уверены: Остров стабилизируется. А их ученые в этом кое-что смыслят! Вот потреплем выжимателей и еще порадуемся на нашей землице.
«Страна контрастов!» – думал Степан. В благополучных мирах все размыто. Катастрофы наводят резкость. Появляются четкие границы, без полутонов, и ты сам высвечиваешься, как персонаж детской сказки – белым либо черным. И тогда собственный цвет может оказаться неожиданным. Но, так или иначе, ты притягиваешься к своим – цвета больше не смешиваются, они проступают: одни люди пытаются тебя «выжимать», а другие, вот поди ж ты, готовы жертвовать за тебя жизнью.
– Знаете, чего я хочу? – Степан глядел на своих друзей – настоящих, в чем не приходилось сомневаться, подаренных ему судьбой за миллиарды парсек от родного дома. – Иногда навещать вас, потом, когда все трудности останутся позади. И посмотреть на ваш Остров – каким он станет?
Они не успели ответить. Вдали родился знакомый нарастающий рокот: скорее всего к отступившим спешило подкрепление. Грумпель вместил все свои чувства в одно емкое слово: