– Вы уверены, что Верлрок знает русский язык? – их собственное безукоризненное произношение еще не свидетельствовало о том, что русский, каким бы он ни был великим и могучим, имеет широкое хождение в галактическом социуме за пределами планеты Земля. Грабе с готовностью ответил:
– Верлрок способен изъясняться на любом языке, будь он общегалактическим или, скажем, диалектом никому не известного затерянного племени, состоящего лишь из трех человек. В этом кроется одна из его загадок.
– Ну что ж, тогда…– – Степан огляделся как бы в поисках выхода. Со всех сторон простирался космос, на первый взгляд открытый, но, без сомнения, отделенный от них невидимой преградой. Если здесь и имелся какой-нибудь шлюз, он был также невидим, то же самое можно было сказать и о скафандре, необходимом для выхода. Впрочем, проблема переброски у них решалась, кажется, методом телепортации, и это было уже явно не его заботой.
Степан встал и произнес немного растерянно, однако твердо:
– Тогда я готов.
Грабе с Эксом коротко переглянулись.
Затем перед глазами у Степана ярко вспыхнуло – словно изобретательные друзья, подстроившие ему эту фантастическую каверзу, неожиданно сфотографировали его, стоящего как идиот, собравшийся на полном серьезе пожертвовать своею жизнью во имя процветания галактического социума. Теперь этим шутникам следовало бы объявиться невесть откуда с лошадиным гоготом и обидными подковырками. Однако ничего подобного не произошло.
В следующую секунду Степан обнаружил, что находится один в центре круглого помещения, стены которого, сплошь покрытые сложными иероглифами, казалось, сами испускают приглушенный голубоватый свет. Он обратил внимание, что воздух здесь свежий, кажется, даже озонированный. Все остальное навевало ассоциации с каменным склепом – скорее всего, судя по росписи, с древнеегипетским, – где его замуровали живьем на правах усопшего фараона, только без минимальных удобств, вроде трона и почему-то без положенных в таких случаях сокровищ.
Постояв немного в мертвой тишине, в ожидании какого-нибудь обращения или на худой конец немедленной смерти, Степан понял, что говорить с ним пока никто не собирается. А самому подавать голос ему почему-то упорно не хотелось, несмотря на то что в голове назойливо вертелись слова: «Приветствую тебя, мудрейший Верлрок, и смиренно жду в уповании на твой совет.» – глупейшее заявление. Очевидно, это была первая из заложенных в его мозг подсказок. Возможно, что Верлрок безмолвствовал именно в ожидании подобного обращения, однако Степан молчал – не из духа противоречия, как вы, может быть, подумали, просто в этот момент его придавило поистине замогильное ощущение тщеты всего сущего, развернувшееся в таком подходящем месте, похожем на склеп, с удвоенной силой.
Наверное, он мог бы еще долго так простоять, прежде чем выдал бы необходимую фразу. Но тут в помещении раздался голос – не слишком громкий, но вполне отчетливый: словно кто-то, находившийся прямо за спиной Степана, произнес устало без выражения:
–Ну и?..
Степан невольно оглянулся – позади, разумеется, никого не было. Не иначе как это у Верлро-ка, до сих пор безмолвно наблюдавшего за странным молчаливым гостем, кончилось терпение.
Тут по логике в душе Степана наконец полагалось бы всколыхнуться страху. Но можно ли ожидать адекватной реакции – скажем, тривиального испуга – от человека, являющегося смертником не столько по должности своей, как по сути? Очевидно, нет, и вместо страха его одолело сомнение – уж больно тусклым был этот голос, да и само обращение звучало как-то чересчур обыденно, словно оклик контролера троллейбуса, которому ты в задумчивости забыл показать билет. На всякий случай Степан спросил:
– Ты и есть Верлрок? – А то мало ли – может, коллеги что-то второпях перепутали и закинули его не туда, куда планировалось. Так стоит ли, не разобравшись, распинаться здесь незнамо перед кем.
– Странно… – сказал голос с явственным оттенком удивленного раздумья. – Разве у тебя есть причины сомневаться в этом?
– Да, в общем-то, нет, – согласился Степан, рассудив по ответу, что адресом он все-таки не ошибся. По идее, теперь ему надлежало бы выдать заданную фразу, по-прежнему надоедливо жужжавшую в мозгу. Но диалог успел завязаться, и сейчас она была бы уже некстати, а другие, как назло, не появлялись, видимо, в ожидании, пока он родит первую. В результате возникла неловкая пауза, нарушенная вновь самим Верлроком:
– Ты опустил обязательное приветствие. Но это неважно, – бесцветно сказал он. – Можешь излагать мне свою проблему.
Тут в голове у Степана словно бы щелкнуло, и проклятая заготовка наконец-то сгинула из его мыслей, но не успел он вздохнуть с облегчением, как на ее место стала выползать новая: «Занимающий меня вопрос не носит личного характера, он скорее относится к нуменальному соотношению Логосов в механизме выбора противоречивых гипотез…» – И дальше такая лабуда, что с души воротит повторять вслух, когда и без того тошно, и главное – прописано все так четко, хоть закрывай глаза и шпарь, как по бегущей строке.
«Если сюда на протяжении тысячелетий валили толпы с такими проблемами, то неудивительно, что Верлрок в конце концов взбеленился», – думал озабоченный Степан. Напрасно, видно, мнилась ему гибель геройская, вроде как в дыму и пламени с ребенком на руках – обманули, подлецы-инопланетники, сунули в гробницу, можно сказать, заранее, да еще такую предсмертную речь в башку задвинули, от которой в нормальном дому все мухи бы издохли. «Вот и стой тут теперь, словно осужденный перед палачом, и излагай ему вместо последней молитвы эти их „развернутые тезисы“, пока он тебя не шарахнет тысячевольтным разрядом или чем еще похлеще, что у него тут имеется для мгновенной, как они сказали, экзекуции».
И вместо того, чтобы следовать заложенной в память инструкции, Степан ответил Верлроку, как, по его мнению, было должно, как душа просила:
– Моих проблем тебе не разрешить. – Сказал так, хотя подсказка продолжала настырно маячить перед его мысленным взором, просясь на язык, стремясь вырваться из плена черепной коробки, будучи высказанной. «Не отвяжется», – понял Степан и сделал единственное, что могло помочь, – попросту перестал обращать на нее внимание. Вероятно, жизнь его отсчитывала уже последние минуты, а то и секунды, но пусть простят его новые коллеги, дорожащие своей шкурой спасатели – никаких заумных сентенций он перед смертью выдавать не собирался.
– Ты ошибаешься, – сказал Верлрок. – Я в состоянии дать решение любой проблемы, будь она научного, государственного или личного характера.
– А если она не имеет решения? – заинтересовался Степан, которому в преддверии вечного безмолвия уже сам черт был не брат. – Существуют ведь и такие задачи?
– Существуют, – согласился Верлрок, как показалось Степану, с тяжким вздохом. – Но не для смертных.
С этим заявлением Степан хотел решительно не согласиться, вспомнив прочитанную недавно книгу «Алиса в стране смекалки», но Верлрок не позволил ему и слова вставить.