С глухим стуком ворота закрылись за конвоем. Я услышал скрип задвигаемых засовов.
Вдоль рва, на восток, вела едва заметная тропинка. Проследив ее направление, я заметил вдалеке огни. Они несомненно принадлежали какой-то усадьбе, расположенной за пределами города.
Я рысцой выбежал на тропинку, дожевывая на ходу ковригу хлеба.
Оказалось, что огнями светился приличных размеров дом, постройки которого образовывали закрытый двор: сам дом высотой в два этажа, баня, жилища для прислуги, конюшня и пекарня. Они были достаточно высокими с узкими окошками, добраться до которых мне не представлялось никакой возможности. Сводчатые ворота венчало железное крепление, где на высоте человеческого роста неярко горел факел, влажная смола шипела и трещала. Двор был освещен получше, но оттуда не доносилось ни шума, ни голосов. Ворота, конечно, были наглухо заперты.
Доверять свою судьбу привратнику? Я обогнул стену в надежде найти лаз. Из третьего окна — пекарни — несло холодом и плесенью. Но я все равно предпринял попытку забраться наверх. Оно представляло собой узкую щель, в которую даже я не пролез бы.
Дальше конюшня, загон... На меня пахнуло запахом скота и сухого сена. Рядом стояли дом вообще без окон и баня. Я снова вернулся к воротам.
Неожиданно совсем рядом звякнула цепь и раздался громкий лай собаки. Помнится, что я отпрыгнул назад на целый шаг и плотно прижался к стене. Кто-то открыл дверь. В тишине было слышно рычание пса. Человек постоял, что-то отрывисто сказал и закрыл дверь. Собака немного поворчала и успокоилась. Посопев, она с цепью потащилась в конуру. Я услышал, как она устраивалась там на сене.
Судя по всему, внутрь не пробраться и убежища там не найти. Я постоял, обдумывая положение, спиной по-прежнему прижимаясь к холодной стене, которая казалась теплее, чем воздух. Меня трясло от холода, мороз пробирал до самых костей. Я был уверен, что поступил правильно, убежав с корабля и не доверившись конвою. Может, постучать в дом и попроситься переночевать? Меня примут за нищего, и тогда расправа будет короткой. А если остаться здесь, к утру я окоченею насмерть. Буквально в двадцати шагах от меня, куда не попадал свет от факела, я заметил невысокие темные очертания каких-то построек, похоже на загон для скота. Было слышно, как внутри топчется живность. С ними, пожалуй, можно согреться: а если к тому времени у меня перестанут стучать зубы, то доем и корку хлеба.
Я отошел от стены, сделал шаг, клянусь, не издав никакого шума, но собака тут же вылетела из конуры, со звоном протащила цепь и подняла адский лай. На этот раз дверь моментально открылась, во двор вышел человек и направился к воротам. Послышался скрежет, будто вынимал он оружие. Я уже приготовился бежать, но тут услышал то, что привлекло внимание собаки. В морозном воздухе раздался звонкий и громкий топот копыт. Кто-то скакал сюда во весь опор.
Метнувшись тенью, я пересек площадку в направлении загона. В насыпи увидел проход, прикрытый сухим кустом боярышника. Тихо, как только мог, я пролез под ним и забрался в загон, стараясь не потревожить скот. Прочь от ворот.
Загон оказался небольшим, грубо сложенным строением, в высоту не выше человеческого роста, покрытый сверху соломой. Скота было много, большей частью молодые бычки. В тесноте они не могли лечь и стояли, согревая друг друга своим теплом и жуя сухой корм. Выход из загона преграждала доска. Снаружи простиралось пустое поле, освещенное звездным светом. На морозе оно казалось серым. Его окаймляла невысокая насыпь, по которой стелились приземистые, помятые ветром кусты. В центре поля стоял каменный истукан.
За воротами человек успокаивал собаку. Топот копыт приближался, выбивая звонкую дробь по металлической дороге. Неожиданно всадник оказался совсем рядом. Он вынырнул из темноты и придержал лошадь у самых ворот. Раздался скрежет металла по камню. Человек что-то прокричал. Приезжий ответил, спрыгивая с седла.
— Да, конечно. Давай, открывай.
Ворота, заскрипев, открылись. До меня донеслись обрывки разговора. Кроме отдельных слов, я ничего не мог разобрать. Судя по отбрасываемой тени, привратник или кто-то, кто вышел встречать, вынул факел из петли, чтобы обозначить путь. Оба с лошадью на поводу направились к загону.
Я услышал, как всадник нетерпеливо сказал:
— О, да. Подойдет. Если до этого дойдет дело, то место сгодится, чтобы быстро смыться. Корм есть?
— Да, сэр. Я поместил сюда часть молодняка, чтобы освободить место для коней.
— Там что, встать негде? — голос принадлежал молодому человеку и звучал отчетливо и резко. Возможно, он просто замерз и был зол. Знатность и беспечность проявлялись в его поведении.
— Все по чести, — ответил привратник. — Осторожно, здесь канава. Если позволите, я пройду вперед осветить дорогу.
— Мне видно, — раздраженно сказал молодой. — Если при этом ты еще не будешь тыкать факелом мне в лицо. Да стой, ты! — Последние слова относились к споткнувшейся о камень лошади.
Я отполз от входа в загон и забился в угол. Стена высилась здесь прямо из насыпи. Под ней был сложен дерн и охапка сушняка с папоротником сверху — нечто вроде утепленной подстилки. Я спрятался за кучей.
Боярышник подняли и отодвинули в сторону.
— Вот, сэр. Заводите коня. Места немного, но смотрите сами.
— Я же сказал, что подойдет. Подними доску и заведи его. Быстрее. Я тороплюсь.
— Если позволите мне остаться, я расседлаю его, сэр.
— Нет надобности. Час-другой и так постоит. Ослабь лишь подпругу. Даже накидку здесь оставлю. О, боги, как холодно. Сними уздечку. Пойду в дом.
Я услышал его удаляющиеся шаги и звон шпор. Доску положили на место.
Когда привратник догнал его, он, по-моему, сказал:
— Введи меня с другой стороны, чтобы отец не увидел меня.
Ворота захлопнулись. Зазвенела цепь, но собака промолчала. Их шаги прозвучали во дворе, затем стукнула дверь.
3
В том, чтобы перебраться через насыпь и подбежать к воротам, невзирая на свет факела и собачий лай, не было никакой необходимости. Бог сделал свое дело. Он ниспослал мне тепло и, как я позже обнаружил, пищу.
Не успела захлопнуться дверь, как я был уже у лошади и, шепотом успокаивая ее, стаскивал накидку. Животное совсем не вспотело. Он проскакал галопом не больше мили. Здесь, в загоне, холод ему будет нипочем. Я замерз больше, и мне просто надо было взять эту офицерскую накидку, плотную, мягкую и добротную. Едва сняв ее с лошади, я обнаружил, что хозяин оставил мне не только накидку, но и полную седельную сумку. Я приподнялся на носки и пошарил внутри.
Почти полная кожаная фляга, наверное, с вином. Молодые люди не возят с собой воду. Печенье, завернутое в салфетку, изюм, полоски из вяленого мяса.
Животные, дыша паром, тыкались в меня своими слюнявыми мордами. Накидка сползла и зацепила углом грязь под их копытами. Я подхватил ее, прижал флягу и провиант и проскользнул под доской. Лежанка из сушняка не отличалась чистотой, но теперь я был готов ночевать в навозной куче. Я зарылся в сушняк и обернулся теплой и мягкой шерстью накидки, после чего приступил к трапезе, ниспосланной мне богом.