Преимуществом была скрытность его местонахождения. Только с расстояния в несколько метров можно было бы рассмотреть воротник плаща, из-под которого выглядывало его лицо, возвышавшееся над песчаным холмиком, укрывшим все остальное тело инспектора.
Главным же недостатком его теперешнего положения была невозможность немедленного применения оружия. Если его укрытие обнаружат песчаники или идущие вслед за ними бандиты, он не успеет подготовиться к обороне. Он не сумеет даже переменить позу…
И все же это искусственно созданное укрытие было безопаснее, чем ночевка на открытом воздухе. Его единственной надеждой выжить была скрытность. Если песчаники обнаружат его местонахождение и нападут на него всей стаей, у него не останется ни единого шанса уцелеть, даже применив десяток бластеров.
Во время своего ночного дежурства на разрушенной стене башни он насчитал не меньше полутора сотен этих тварей только в передовом отряде, окружившем башню плотным кольцом, и неизвестно, сколько их еще скрывалось в темноте, за пределами видимости.
Ночь наконец опустилась на пустыню и накрыла ее своим светлым саваном. Ротанову, не имевшему возможности даже пошевелиться, поневоле приходило на ум это кладбищенское сравнение. Отдушиной, дававшей надежду на освобождение из песчаного плена, оставался небольшой кусочек неба над его головой.
Яркие дорожки метеоритов то и дело перечеркивали сверху донизу этот, оставшийся открытым клочок пространства над его головой.
Ротанов думал о том, как хорошо было бы сейчас лежать на каменном зубце стены, любоваться этим небесным фейерверком и знать, что внизу спят твои товарищи. Трудное ночное дежурство казалось ему сейчас немыслимым блаженством по сравнению с тем положением, в котором он находился теперь. Даже простой вздох требовал тяжелых усилий. Проклятый песок давил на грудь, как могильная плита, к тому же он не пропускал испарений и накапливал влагу вокруг его тела, постепенно создавая ощущение парной бани. Нагретый за день песок не желал охлаждаться.
Когда Ротанову начало казаться, что он больше не выдержит этой пытки, и он совсем было собрался послать к черту собственную осторожность, до него долетел странный звук. Словно кто-то с размаху втыкал в песок металлические стержни, выхватывал их и втыкал снова.
Это происходило все чаще и чаще, звуки уже слились в непрерывную дробь, когда Ротанов наконец понял, что это звуки приближавшихся к нему шагов. Лишь одно-единственное существо или, вернее, несколько существ вместе могли издавать при ходьбе по песку подобные звуки.
Все шесть лап песчаников заканчивались острыми полуметровыми когтями, трудно понять, как вообще можно передвигаться по рыхлому песку на шести остро отточенных лезвиях.
Но эти твари передвигались вполне успешно. Ротанов почувствовал, как липкая жара, мучившая его с момента добровольного погребения в песчаной могиле, сменилась ледяным холодом. И по этому признаку он безошибочно понял, что настала пора действовать. Дальнейшее промедление могло закончиться трагически.
Время стремительно рванулось вперед или, наоборот, сократилось и поползло, как черепаха, — это смотря с какой стороны смотреть на события.
По мнению Ротанова, время вообще остановилось, по крайней мере секунд на двадцать.
Он рванулся вверх, упершись ногами в заранее подготовленный выступ и даже не пытаясь извлечь из песчаного плена свое главное оружие — бластер. Кроме того, что вытащить этот тяжелый предмет из песка было весьма затруднительно, в ближнем бою бластер вообще бесполезен. А в том, что время для огневого боя уже упущено, Ротанов не сомневался — шуршащие шаги песчаников раздавались совсем рядом. Выпрямившись наконец во весь рост, он смог осмотреться.
Их было пять штук, бронированных кварцитовыми панцирями чудовищ. Они стояли на расстоянии одного прыжка от инспектора, полукольцом вокруг его покинутого убежища.
Только пространство за его спиной оставалось свободным. Но, попадая в различные переделки, Ротанов давно усвоил простую истину — если окруженной жертве оставляют возможность бежать, именно там ее и поджидает самая главная опасность.
Так что бежать он не стал, тем более что даже на то, чтобы оглянуться и по-настоящему оценить ситуацию, времени у него не осталось. Ближайший к нему песчаник уже приподнимался на задние лапы для завершающей атаки.
Ротанов сделал единственное, что ему оставалось. Он упал, одновременно выхватывая правой рукой игольчатый пистолет и моля всех богов, чтобы песок не попал в его механизм.
Но осечки не произошло. Пистолет фыркнул, словно рассерженный кот, и выплюнул реактивную иглу точно в центр видневшегося в средней части живота песчаника темного круга.
Трехметровое чудовище, весившее, наверно, не меньше тонны, сразу же после выстрела взорвалось облаком песка, в который оно превратилось. Лишь молния освобожденной энергии сверкнула внутри этого облака, свидетельствуя о том, что с одним из противников инспектора покончено навсегда.
Второй песчаник попытался повторить атаку, но оказалось, что случайно занятая Ротановым позиция весьма выгодна для борьбы с энергетическими созданиями, имевшими одну-единственную уязвимую точку.
Ротанов хорошо усвоил ее местоположение из уроков Гранта, которые сейчас спасли ему жизнь.
Снизу, хоть и под острым углом, он мог вести огонь по любому из нападавших на него монстров, что он и проделал с предельно возможной скоростью. Стрелял он неплохо, да к тому же с расстояния в несколько метров промахнуться было невозможно, даже в том неверном свете, который давали звезды аромского неба.
Все четыре реактивные иглы, выпущенные им с интервалом не более секунды, нашли свою цель.
Когда поднятые взрывами облака пыли и песка осели, Ротанов увидел на соседнем бархане сидящего в позе индийского йога Рона Палмеса и почему-то почти не удивился его появлению.
— Что ты здесь делаешь?!
— Наблюдаю. В этой пустыне нечасто происходит что-нибудь интересное.
— Мог бы предупредить, что они готовят здесь засаду!
— Вот еще! Лишить себя такого интересного зрелища? И, кроме того, я же тебя предупреждал, чтобы ты не бегал за своей женщиной, всячески пытался убедить, что общественные обязанности важнее личных. Взывал к твоему рассудку! Но мне это не удалось. — Рон вздохнул, всем своим видом стараясь показать, как он огорчен упрямством Ротанова, и, помолчав некоторое время, продолжил: — Знаешь, при всех преимуществах моего положения, в нем есть один существенный недостаток. Мне все время скучно. Пропускать через себя потоки информации из сетей быстро надоедает, она, эта информация… как бы это понятнее выразить?., слишком безжизненна, умозрительна, словно математические формулы.
Поэтому я люблю наблюдать за событиями в реальном мире. Но здесь так редко происходит что-нибудь интересное. Вот ты, например… Можно было заранее предсказать, что ты потащишься за своей девицей, несмотря на все мои предупреждения. Так оно и вышло.