Мальчик насупленно взглянул на меня. Вид у него был по-прежнему нерешительный, даже ошеломленный. Негромко, но не таясь теперь от чужих ушей, я сказал:
– Эмрис.
– Да?
– Я должен поблагодарить тебя. По правде говоря, я и сам тогда думал, что мне угрожает опасность, и испытывал страх.
Насупленный взгляд исчез. Мальчик не улыбнулся, но с лица его сошел гнев, к нему прилила жизнь, вдруг заблистав, как острый меч, выхваченный из ножен. И я понял: несмотря ни на что, его любовь ко мне осталась неколебима! Он сказал, и в голосе его прозвучало почти одно негодование:
– Когда ты наконец поймешь, что я скорее умру, чем дам тебя в обиду!
И опустил взгляд на меч в своей руке, словно сам дивясь, откуда он взялся. Потом вскинул голову и посмотрел прямо в лицо Кадору.
– Если ты причинишь ему хоть какое-то зло, знай, в Британии недостанет места для нас обоих. Клянусь.
– Сударь, – ответил Кадор учтиво и серьезно, как воин воину, – этому я охотно верю. А я клянусь тебе, что не причиню вреда ни ему и никому другому, кроме только врагов короля.
Еще миг мальчик смотрел ему в глаза, потом кивнул. Напряжение его покинуло. Он встрепенулся, прыгнул в седло и, отдав Кадору военный салют, без дальних слов ускакал по тропе, что вела вдоль озера. Кабаль припустил за ним, а следом поскакал и Ральф. На повороте тропы мальчик на миг оглянулся. И вот уже все трое скрылись из виду, я остался один с Кадором и его корнуолльцами.
8
– Итак, герцог? – проговорил я.
Он молчал потупясь, покусывая губу. Потом, не оборачиваясь, жестом подозвал к себе офицера и спешился, а тот принял у него коня.
– Отведи людей по берегу на сто шагов. Напоите лошадей и ждите меня.
Офицер отъехал, и весь отряд, развернувшись, ускакал и скрылся из виду за краем леса. Кадор подобрал полу плаща и оглянулся вокруг.
– Поговорим прямо здесь?
Мы уселись на плоский камень над самой водой. Кадор обнажил кинжал – но лишь для того, чтобы выцарапывать узоры по лишайнику. Он вывел круг, прорисовал внутри треугольник и тогда, не поднимая головы, проговорил:
– Хороший мальчик.
– Да.
– И похож на родителя.
Я промолчал.
Кинжал впился в землю. Кадор поднял на меня глаза.
– Мерлин, почему ты решил, что я ему враг?
– А разве ты не враг ему?
– Да нет же, клянусь богами! Я никому не скажу, где он, если ты не велишь. Вот видишь! Ты удивлен. Ты считал меня врагом его – и своим. Почему же?
– Если у кого и есть на то причина, то у тебя, Кадор. Через меня и Утера был убит твой отец.
– Это не совсем верно. Ты злоумышлял против брачного ложа отца, но не замышлял его гибели. Его собственная неосмотрительность – или отвага, если угодно, – была тому виной. Ты, я верю, не предвидел такого исхода. К тому же, если я должен питать к тебе вражду за ту ночь, как же я тогда должен бы ненавидеть Утера Пендрагона?
– А это не так?
– Да бог с тобой, ты разве не слышал, что я выступаю с ним заодно и служу его главным воеводой?
– Слышал. И удивлялся. Ты ведь знаешь, я не доверял тебе.
Он хрипло рассмеялся – похоже на басистый лающий хохот его отца.
– Да, ты этого не скрывал. Я не виню тебя. Нет, я не питаю ненависти к Утеру Пендрагону – и любви, признаюсь, тоже. Но мальчиком я хорошо усвоил, к чему ведет разобщенность королевства. Корнуолл – моя земля, но она не устоит в одиночку. У Корнуолла теперь одно будущее, и это будущее – вместе со всей Британией. Я связан с Утером волей или неволею. И больше никогда не внесу раздора, не хочу видеть страдания народа. Так что я теперь стою за Утера... или, вернее будет сказать, – за верховного короля.
Я увидел, как зимородок, осмелев с уходом солдат, нырнул прямо у нас под ногами и вода всплеснула алмазиками. Он тут же всплыл с рыбешкой в клюве, встряхнулся и синей молнией унесся прочь. Я сказал:
– Это ты несколько лет назад, когда я еще не перебрался на север, подослал ко мне в Маридунум шпионов?
Он поджал губы.
– Те-то? Те мои... Отличились, нечего сказать. Ты их сразу же разоблачил, так ведь было дело?
– Ну, нетрудно было догадаться. Они были корнуолльцы, а твое войско как раз стояло в Каэрлеоне. Я потом узнал, что ты и сам там находился. Разве этого не довольно было, чтобы заключить, что ты пытаешься найти Артура?
– Да, да, ты прав. Именно этого я и хотел. Но не затем, чтобы причинить ему зло. – Он снова нахмурился и посмотрел на кинжал. – Вспомни те годы, принц Мерлин, и вообрази, каково тогда было мне. Король хворал и уступал все больше и больше власти Лоту и его присным. Он предлагал ему в жены Моргаузу, когда Моргиана еще и на свет не родилась. Ты знал об этом? Он и теперь, я думаю, по-настоящему не понимает, чего добивается Лот... Я попробовал было открыть ему глаза, но получилось так, будто я и сам мечу туда же. Я боялся за судьбу наших земель, в случае если Утер помрет – или помрет его сын. И хоть я и не сомневался, что ты на свой манер сумеешь надежно защитить его сына, все-таки и моему оружию тут могло быть применение. – Кинжал опять впился в мох. – Вот зачем я хотел разыскать его. И не спускать с него глаз, как, совсем по другой причине, не спускаю глаз с Лота.
– Так, так. И тебе не пришло в голову прямо обратиться ко мне?
Он взглянул на меня искоса. Углы рта его дернулись.
– А если бы я приехал и сказал это тебе, разве бы ты мне поверил?
– Кто знает. Меня не так-то легко обмануть.
– И открыл бы мне, где находится мальчик?
Я улыбнулся.
– Вот это – нет.
Он вздернул плечо.
– Вот видишь. Я послал соглядатаев, но ничего не узнал. И тебя потерял из виду. Но у меня в мыслях не было причинить тебе вред, клянусь в этом. И если в прошлом я, может быть, и питал вражду к тебе, то уж Артуру врагом я никогда не был. Теперь ты мне веришь?
Я огляделся вокруг. Безмятежно сияло солнце, блестели в его лучах сосны, последняя легкая дымка таяла над озером.
– Мне бы давно следовало это понять. Я сегодня все недоумевал, почему у меня не было предчувствия опасности.
– Если бы я был Артуру врагом, – с улыбкой сказал Кадор, – я бы сообразил, что бесполезно пытаться схватить его на глазах у его защитника Мерлина. Так стало быть, если бы грозила опасность, ты бы это знал?
Я перевел дух. Я снова чувствовал себя легко, как летний ветерок.
– Обязательно. Меня все время смущало, как это я допустил тебя подъехать столь близко и не почувствовал кожей холода. И сейчас не чувствую. Герцог Кадор, я должен просить у тебя прощения, если ты мне его даруешь.