– Нет. – Он говорил все так же спокойно, но Грейс похолодела от его голоса.
Он напомнил ей суровый тон Лукаса, когда она попросила отпустить ее в Афины за покупками. Всего лишь одна жалкая поездка за покупками, купить кое-что для Катерины. Она ничего не сказала тогда и ничего не сказала сейчас. Возможно, она не изменилась так, как надеялась.
– Я не готов к тому, что они ворвутся сюда и начнут роиться здесь, проводя свои расследования.
– Вы что-то скрываете, – с трудом произнесла она.
– Мой отец скрывал и прятал многое, – поправил он. – И я собираюсь выяснить, что именно он прятал… выяснить прежде, чем я вызову представителей закона сюда.
– С тем чтобы решить, какие показать им, а какие продолжать прятать?
Его взгляд заледенел, он подался вперед, крепко взял ее за запястье. Он излучал невероятную, пугающую силу.
– Позвольте мне расставить все точки над «i». Я не преступник. Я не позволю предприятию Тэнносов и впредь ввязываться в какие-либо незаконные аферы. Но также я не позволю взять бразды правления кучке неуклюжих полицейских-бюрократов, которые могут попытаться наполнить карманы при первом удобном случае, как и мой отец. Понятно?
– Отпустите мою руку, – холодно приказала Грейс, и Хэлис глянул вниз, как будто и сам удивился, что держит ее.
– Простите. – Он отпустил ее, затем порывисто вздохнул и взлохматил рукой свои волосы. – Простите, если я напугал вас.
Грейс ничего не ответила. Хэлис задумчиво оглядел ее из-под ресниц, сжав губы:
– Вас когда-то обидел мужчина, да?
Она просто замерла от шока, ее пальцы практически онемели.
– Это, – сказала она, – не ваше дело.
– Вы правы. Еще раз прошу прощения. – Он отвел взгляд. От молчания в комнате повисло напряжение. – Итак, первичная экспертиза. Как она проводится?
– Мне нужно посмотреть, какое оборудование есть в подвале. С произведениями искусства, особенно со старыми, нужно обращаться очень аккуратно. Даже несколько минут на солнце могут необратимо повредить картину. Но мне бы хотелось проанализировать, какие краски использованы, а также применить инфракрасную фотографию, чтобы определить, какие наброски находятся под слоем краски. При наличии нужного оборудования я могла бы назвать возраст дерева, использованного для основы. Этот способ особенно хорош при определении возраста картин европейских мастеров, так как они почти всегда писали по дереву.
– Те две картины в задней комнате написаны по дереву.
– Да.
– Интересно. – Он медленно покачал головой. – Правда, очень захватывающе.
– Я абсолютно согласна.
Он улыбнулся Грейс, и она осознала, как это воодушевляет, когда мужчина искренне интересуется ее работой, тем, что она делает. Когда она была замужем, Лукас предпочитал, чтобы она никогда не говорила о работе, а еще меньше хотел, чтобы она занималась этой профессией. Она соглашалась ради их семейного благополучия, но это ужасно мучило ее. Слишком мучило.
– Ну, тогда я отпущу вас, – произнес Хэлис, и Грейс кивнула, отодвигая тарелку с недоеденным тостом – у нее почти не было аппетита. – Эрик проводит вас в подвал. Если вам что-нибудь понадобится – дайте знать.
Сказав это и улыбнувшись, Хэлис взял свой планшет и вышел из комнаты. Грейс посмотрела ему вслед, и ее укололо неожиданное чувство одиночества.
Остаток дня прошел в напряженной, но, в конечном счете, оправдавшей себя работе. Грейс сверила все картины по международному реестру утерянных произведений искусства. Результаты привели ее в уныние. Многие картины, как Грейс и подозревала, были украдены. Это облегчило ее работу по подтверждению подлинности и оцениванию произведений, однако ее очень удручало то, что столько произведений были потеряны для людей.
В полдень молодая женщина, которая подавала еду накануне, принесла Грейс тарелку с сэндвичами и кувшин с кофе.
– Мистер Тэннос сказал, что вам нужно поесть, – неуверенно шепнула она по-английски, и Грейс почувствовала благодарность за его предусмотрительность.
Погруженная в работу, она потеряла счет времени до тех пор, пока не услышала легкое постукивание в дверь лаборатории, которая находилась напротив подвала и в которой Грейс организовала свой временный офис. Она подняла голову и увидела Хэлиса, стоящего в дверном проеме.
– Вы здесь уже восемь часов.
Она удивленно моргнула, хотя мышцы шеи окончательно затекли и должны были подсказать ей о том, что прошло много времени.
– Правда?
– Да. Сейчас уже шесть вечера.
Она покачала головой, улыбаясь, не в силах сдержать удовольствие от того, что увидела Хэлиса.
– Я полностью погрузилась в работу.
Он улыбнулся в ответ:
– Да уж заметно. Не думал, что оценивание картин настолько захватывающе.
– Я сверила все картины по…
– Нет, хватит об искусстве, о кражах и о работе. Время расслабиться.
– Расслабиться? – осторожно переспросила она.
– Да, расслабиться, – подтвердил Хэлис. – Солнце зайдет уже через час, и я бы хотел успеть искупаться.
– Пожалуйста, не хочу вас задерживать.
Он расплылся еще в одной улыбке:
– Я хочу, чтобы вы пошли со мной.
Казалось, ее сердце приклеилось к ребрам лишь при мысли об этом.
– Я не…
– Не умеете плавать? Я могу научить. Сначала по-собачьи.
– Думаю, я могу оставаться на плаву, большое спасибо.
Удивительно, но ей стало так легко, она почувствовала себя такой счастливой.
Она покачала головой:
– Мне правда нужно закончить с этим.
Хэлис развел руками:
– Нельзя работать без перерыва, особенно учитывая то, какая головная боль была у вас вчера вечером. Я позволил вам работать без обеда, но нужно передохнуть.
– Обычно работодатели не настаивают на том, чтобы их работники отдыхали.
– А я не обычный работодатель. Более того, вы на самом деле не мой работник. Я – ваш клиент.
– Все равно…
– Каждому разумному человеку понятно, что люди трудятся более эффективно после того, как они отдохнут и расслабятся. По крайней мере, об этом знают в Калифорнии. – Он протянул к ней руку, его длинные красивые пальцы поманили ее. – Пойдемте.
Она не должна брать его руку. Дотрагиваться до него. И не должна идти плавать. И все же… И все же Грейс не шевельнулась, сомневаясь, подавляя в себе желание, потому что, как бы мозг ни предупреждал ее об опасности, ни напоминал о том, чтобы оставаться сильной и владеть собой, ее тело и, может, даже сердце были совсем иного мнения. Они сказали: «Да, пожалуйста».