— Боже, ты такая сексуальная, — услышала она, когда он оторвался от нее. — Ты даже не представляешь, как сильно я тебя хочу!
Марина улыбнулась ему, но в затуманенном мозгу скользнула мысль о предохранении. Она уже открыла рот, чтобы сказать об этом, как он потянулся к прикроватному столику и, взяв бумажник, достал из него упаковку, которая немедленно была вскрыта зубами:
— Хотя бы кто-то из нас должен быть ответственным.
Она моргнула, и туман, застилавший реальный мир, рассеялся.
— Что ты сказал? — спросила она в неуверенности, что расслышала правильно.
Он раскатал презерватив по всей длине, обуздав с помощью латексных границ сопротивляющуюся эрекцию.
— Я сказал… — он наклонился над ней, хватая горячими губами ее отвердевший сосок и пристраиваясь между ее ног, — счастье, что хоть кто-то из нас может сейчас соображать.
Она замерла, и вся магия, созданная его губами, была сведена на нет едким подтекстом его слов.
— Ты считаешь меня безответственной?
— Я этого не говорил, — ответил он, прикусывая сосок другой груди.
— Нет, сказал! — сказала она, отодвигаясь от него и пресекая его попытки войти в нее. — Ты это и имел в виду — ты ответственный, потому что подумал о предохранении. Ты сказал — я должна быть счастлива, что ты подумал об этом.
— Это не важно!
— Нет, важно, если ты действительно так думаешь.
— Марина, перестань. Я ничего такого не имел в виду…
— Но получается наоборот! Ты действительно думаешь, что я безответственная, только потому, что ты первый сказал о предохранении? Ты думаешь, я не побеспокоилась бы?
— Хватит, Марина! Ты не пример для подражания в безопасном сексе.
— Полагаю, ты являешься этим примером?
— Не у меня двое незаконнорожденных детей! Я посчитал, ты будешь счастлива не забеременеть третьим.
Кровь прилила к ее голове от жестокой несправедливости его слов.
— Да как ты смеешь?! — закричала она, извиваясь всем телом под ним, отталкивая его и колотя кулаками, отчаянно пытаясь вырваться. — Как ты смеешь говорить о моих детях и о моей безответственности? Слезь с меня!
— Послушай! — сказал он, хватая ее за запястье. — Да что, черт возьми, с тобой происходит?
Она сверкнула глазами:
— Все очень просто. Вся проблема в тебе! Я говорила тебе — это ошибка. Я знала. Очень жаль, что я сразу не поняла, насколько она велика.
— Я бы не беспокоился на этот счет, — процедил он сквозь зубы, откатываясь и позволяя ей выбраться из постели и подхватить с пола сорочку, — этого больше не повторится.
Она натянула через голову мокрую сорочку, обнаружила, что надела ее наизнанку, безразлично пожала плечами и направилась к выходу:
— Даже не сомневайся.
Если перелет сюда был просто невыносимым, то перелет в Пизу оказался пыткой. Атмосфера была настолько напряженная, что на этот раз даже стюардессы почувствовали это напряжение и старались оставлять их наедине как можно дольше.
В отчаянии Марина отложила книгу. Казалось, полет не закончится никогда. Уже который раз она пыталась прочитать один и тот же отрывок, но даже не могла уловить суть.
Но как что-то может уложиться в мозгу, и так переполненном отвращением и самобичеванием? Она ненавидела себя за то, что поддалась вчера чарам Бахира. Что позволила ему забрать остатки логики, основывающейся на ее мудрости и жизненном опыте, с такой же легкостью, с какой он снял одежду с ее тела.
Она ненавидела себя за то, что вообще допустила его к себе.
А когда она вспоминала, как она пребывала в забвении в его постели, ей вообще хотелось свернуться калачиком и умереть. Как вообще она теперь будет смотреть на себя в зеркало?
Но одно Марина знала точно: она больше никогда не посмотрит на него.
Она слышала, как он ерзает в кресле, ворчит и бормочет время от времени. И чувствовала волны гнева, исходящие от него. Даже его теплый, мужественный запах, казалось, содержал нотку возмущения.
К тому времени, как они приземлились, ее нервы были натянуты до предела. Марине было уже все равно, что Бахир является отцом ее ребенка и что она собиралась ему об этом сказать. Теперь она хотела лишь одного — чтобы он исчез.
— Дальше я сама, — сказала она, не посмотрев на него, когда ее багаж укладывали в багажник ожидающей у здания аэропорта машины. — У меня есть водитель. Ты можешь идти.
Она что, пытается отделаться от него?
— Нет, так дело не пойдет, принцесса.
Она зыркнула на него впервые с того момента, когда вылетела из его комнаты этим утром, и он понял, что совершил ошибку, упомянув ее титул. И вообще — чем больше они держали дистанцию, тем лучше было для них обоих.
— Я должен проводить тебя домой.
— Я никому не расскажу, если ты этого не сделаешь.
— От тебя это не зависит, — сказал он, бросая свою небольшую дорожную сумку в багажник рядом с ее чемоданами, перед тем как кивком разрешить шоферу закрыть его. — И от меня это тоже не зависит. У меня есть уговор с Золтаном, и он должен быть выполнен.
— Но не надо…
Он открыл для нее заднюю дверцу:
— Садись.
— Но я не хочу, чтобы ты…
Он наклонился к ее уху настолько близко, что любой, кто сидел за столиками уличного кафе, мог подумать — он шепчет ей на ушко слова нежности.
— Неужели ты думаешь, что я хочу быть здесь? Здесь дело совсем не в том, что я о тебе думаю. Это совсем не личное. Это просто обязанность, принцесса. Я подписался на это и, значит, выполню. — Он отошел от нее и громко произнес: — Как-нибудь в другой раз, принцесса. Я знаю, как вы торопитесь увидеть своих драгоценных детишек.
Уже не говоря о том, как он хотел бы все это скорее завершить.
Ее колдовские глаза сузились.
— Ты прав, это обязанность, — сказала она. — Я забыла об этом на секунду. — И прошипела: — Только потом не говори, будто я тебя не предупреждала.
Он даже не удосужился спросить, что она имеет в виду. Он не хотел этого знать. Захлопнув за ней дверцу, перекинувшись несколькими словами с водителем и дав ему выходной, Бахир взял ключи и сел за руль. Он ни за что не сел бы с ней на заднем сиденье! Быть может, сумасшедшие итальянские автострады отвлекут его, и он сможет подумать о чем-то более нормальном.
Он направился на север в сторону Генуи и свернул на дорогу, ведущую в район северных тосканских гор, где жила Марина. Все это время она сидела не шелохнувшись, пытаясь скрыть свой гнев за темными очками. Как же она отличалась от той женщины, которая красовалась в его постели прошлой ночью!
Что же случилось? В чем проблема? Неужели таким образом Марина решила ему отомстить за все те годы, что он ее игнорировал? Неужели она так обиделась тогда, что до сих пор искала возможность отомстить ему? И не погнушалась даже без всякой причины остановить его в тот самый момент, когда он уже почти вошел в нее?