Тут дедок замешкался, явно решая, куда ему податься. Я поняла его сомнения и спросила:
— Что, старуха дома, да?
Дед кивнул.
— Ладно, давай тогда ко мне, — как бы по привычке предложила я и поудобнее устроилась на сиденье. — Тут недалеко, всего пара кварталов.
Я продиктовала деду адрес Кири и едва не засияла оттого, что он не задумываясь повез меня именно туда, куда мне было нужно.
* * *
— Таня, с тобой все в порядке? Ты жива? — чуть-чуть не сшиб меня с ног Кирьянов, едва я появилась на пороге его дома. — Ты нас всех просто на уши поставила, и щенка я того уж держать задолбался, он у меня в туалете все стены оплевал.
Я открыла рот от удивления, не совсем понимая, о каком щенке, собственно, идет речь. И только когда до меня дошло, что Тимошин все же не пошел к Кире сам, а послал кого-то другого, я вся позеленела от злости.
— Где он? Покажи, кого ты взял? — почти закричала я, собираясь рвануть внутрь квартиры.
— Э-э, дамочка, а как же я? — раздался позади меня надтреснутый голос, и меня схватили за куртку.
Я вспомнила про поднявшегося вместе со мной старичка и, чтобы отвязаться от него, бросила Кирьянову:
— Будь другом, дай ему полтинник за то, что доставил.
— Как это полтинник, какой еще полтинник? Мы так не договаривались! — воскликнул дед, но Киря быстро развернул моего провожатого на сто восемьдесят градусов, сунув ему в карман купюру и захлопнул за ним дверь.
Я же понеслась к туалету, прекрасно понимая, что увижу там совсем не того, кого хотелось бы. Но мне просто необходимо было удостовериться, что задержан не Тимошин, и я, достигнув двери, одним движением отперла ее и открыла настежь.
На унитазе, с наручниками на руках, сидел сопливый юнец с фингалом под глазом. Как только он меня увидел, сразу скорчил гримасу отвращения и, подражая крутым пацанам, бросил:
— Че уставилась, телка? Тут те не зоопарк.
Ничего ему не ответив, я захлопнула дверь и, вернувшись в зал, устало плюхнулась на диван. Владимир все еще стоял у двери и непонимающе смотрел в мою сторону.
— Уж и не знаю, с чего начать, — наконец начал он разговор. — То ли потребовать объяснения, почему ты так отвратительно выглядишь, то ли учинить тебе допрос, зачем ты прислала этого юнца и попросила его взять?
Я сделала вид, что не расслышала Кириных вопросов, так как в настоящий момент была совершенно не расположена к длительному повествованию, и спросила:
— Откуда у юнца фингал? Ты, что ли, врезал?
— Пришлось, — усаживаясь напротив меня, ответил Киря, — пока наручники на него цеплял, он меня всего искусал, ну я и отвесил ему, чтоб потише был.
— Чего ж ты тогда ему и кляп в рот не засунул, а дал волю? Вот он и начал плевать, куда хочет, — я продолжала оттягивать время расспросов о себе.
— А зачем?
Он не кричал, не вопил, сидел тихо. Я только перед твоим приходом узрел, чего он там понаделал, а так все нормально было. Я ведь его сначала немного повыспрашивал про тебя, да что толку — одно твердит: мужик записку дал, велел забросить.
Я вздохнула так тяжело, что даже Киря это заметил:
— Ну ты чего? Не того взял, что ли?
— Не того, Володенька, ох не того, — уныло произнесла я. — Но тут не твоя вина, просто тот тип хитрым оказался.
— Что за тип-то? Что ему от тебя нужно? — постепенно стал заводиться Киря.
— Да тот, фотографии которого я те-бе показывала. Он меня похитил вчера, пытался пленочку одну, что по последнему дельцу как доказательство проходит, изъять. Ну, я его к тебе и направила.
Я снова вздохнула и поежилась:
— Принеси, пожалуйста, кофе. И, если можно, еще что-нибудь поесть, а то я вторые сутки на диете.
Кирьянов осуждающе покачал головой и направился выполнять мою просьбу.
— А где твои жена и дети-то? — уже вдогонку спросила я.
— У матери. Она их погостить пригласила, так они всей оравой и рванули. Так что я тут пока один кукую. Завтра должны прибыть.
В кухне что-то упало, и я, больше не отвлекая своего временного повара, задумалась.
Так, значит, Тимошин все же не пошел к Кире сам, а послал какого-то сопляка. Тогда почему он не вернулся в морг? Может, все еще тут где-нибудь поблизости ошивается, пленку поджидает?
Следовало проверить данный вывод, но… Я сейчас фактически не могла пошевелить ни ногой, ни рукой — требовалось хоть сколько-нибудь отдохнуть. К тому же, если Тимошин наблюдает за домом, то видел и меня, а значит, никуда не денется — продолжит следить и дальше.
Я прилегла на мягком диванчике Кирьянова и, свернувшись калачиком, закрыла глаза. Пока Володька готовит еду, можно слегка расслабиться, тем более что вспомнить, когда я последний раз спала нормально, мне не удалось. И я расслабилась, буквально сразу же погрузившись в тяжелый, неспокойный сон.
Проснулась я только тогда, когда Киря уронил пульт от телевизора, который он смотрел, сидя рядом со мной на диване. Он накрыл меня теплым одеялом и даже стянул с меня грязную куртку, которую я даже не позаботилась снять, падая на его мягкую мебель.
Я тихо зевнула и уставилась на Кирю. Он сразу заметил мое пробуждение и, повернув ко мне голову, произнес:
— Ну, как самочувствие, красавица?
— Который час? — не ответив, спросила я.
— Около одиннадцати. Ты как, есть будешь? Все уже остыло давно.
Я молча кивнула, и через пять минут мы вместе с Володькой уже сидели на кухне и уплетали приготовленные им жареную картошку, котлеты и кабачковый салат. Я ела с жадностью, но при этом успевала рассказывать Кире о своих злоключениях, попеременно разбавляя рассказ восторженными восклицаниями по поводу поварских способностей друга. Киря ел молча, на мои реплики только усмехался и только один раз пошутил:
— Ешь, ешь, голодающая Поволжья.
Опустошив все тарелки, мы перешли к кофе. Потягивая бодрящий напиток, я, как всегда, подумала, что божественнее его человечеством не было придумано ничего. Кофе в полном смысле этого слова возвращал меня к жизни.
Когда я осушила вторую чашку, Киря спросил:
— Ну и что ты собираешься делать?
Я задумалась.
Теперь я прекрасно знала, кто заказал убийство Надежды Чиликовой, кто организовывал все кражи квартир и дач и кто заказал мое собственное похищение с целью заполучить пленку. Но от того, что я все это знала, мало что менялось. Доказательств вины Мироновой у меня не было никаких, тем более что выполнялась вся работа не ею лично, а нанятым ею типом. Выходит, без чистосердечного признания Тимошина сделать с Мироновой ничего нельзя. К тому же, имея на руках большие деньги, она может попросту откупиться, и дело провалится.