– А эта… дорада, когда будет? – спросил Ниндзя. Он принялся ковырять вилкой в своем салате. Ясно стало, что этим не наешься, и он решил налегать на хлеб.
– Уже ставят, – туманно ответил Сергей и глянул высокомерно, сверху вниз. На нем была белая накрахмаленная рубашка с черной «бабочкой», черные отутюженные брюки и блестящие лаком черные полуботинки. И лицо такое уверенное, надменное… Этот наряд делал его официальным и строгим, невольно возвышая над всеми окружающими.
«А если его встретить после смены да отмудохать до потери пульса?» – подумал Ниндзя, и настроение сразу улучшилось.
– Что такое атриум? – спросил он у Цифры, которая ловко очищала креветки и с аппетитом отправляла в крашеный рот белые кусочки.
Она наставила свои черные стекла.
– Как что? Мы здесь сидим. Подними башку. Это и есть атриум.
Он посмотрел. Точно. Такой колодец, только стеклянный. Уходит вверх. А они на самом дне.
– Ты что, здесь была раньше?
– Ну.
– А чего ты тогда такая… Напряженная? Что-то не нравится?
– Я очень расслабленная, – сказала она замороженным, как у скумбрии, голосом. – Мягкая. Податливая. Можешь потрогать.
Под мышками у него будто включили горячий душик. А в горле пересохло.
– Что, прямо здесь? – прохрипел он.
– Везде. Где хочешь.
А вот сейчас он просто разозлился. Прямо в груди сдавило. Он не понимал правил этой дурацкой игры, и понимать не хотел.
– Слушай, – он проглотил ругательство. – Слушай, эти твои б…ские очки, почему ты их не снимаешь? Или ты под дурью?
Она вздохнула и сказала:
– Налей мне еще вина.
Ее бокал стоял пустой. Она пододвинула его к Ниндзе. Он взял бутылку и налил, почти до краев. Она вдруг протянула руку, коснулась его щеки.
– Поверни голову. Налево, – сказала она и надавила рукой. – Смотри, вон там. Три телки.
Повернул. Посмотрел. Точно, три телки за столиком. Никакой еды, только бокалы с чем-то желтоватым. Три сногсшибательно красивые девушки, прямо спички в глаза. Артистки или эти, как их… модели!
– И что? – сказал он.
– Это проститутки. Они часто здесь пасутся. Самые центровые проститутки в Тиходонске. Вон та, в белых брючках, – сама Миледи. Слышал?
Ниндзя только покачал головой. Пока он глазел на телок, Цифра успела осушить второй бокал.
– Я иногда прихожу сюда, смотрю на них. Особенно на Миледи. Просто сижу и любуюсь. Им все пох, и они очень красивые.
Цифра сняла очки, положила на столик.
– Я тоже буду проституткой. Когда-нибудь. Убью Ящика и мать, подожгу хату и пойду в проститутки. – Она вздохнула. – Надо только немного потренироваться.
– На мне, что ли? – спросил Ниндзя.
– А ты против?
Она смотрела на него, слегка наклонив голову. Как на рыбку в аквариуме. А Ниндзя не знал, что сказать. Цифра тоже красивая, и он, конечно, не против, он, блин, очень даже за. Если только она не придуривается опять… Фиг ее знает. Ниндзя уже изобразил на лице соответствующую ухмылочку и даже собрался что-то сказать умное. Но не успел.
– Хотя ты совершенно не похож на богатого чела, – сказала Цифра. – Даже вот на столько. Даже если закрыть глаза.
– А ты не закрывай, – ляпнул он. – Просто смотри добрее. А то так зыркаешь, будто людей не любишь…
– Людей не люблю? – переспросила она и оскалилась. – Да я их ненавижу! Дико ненавижу!
– За что? Что они тебе сделали?
Но Цифра оставила вопрос без внимания.
– Иногда делаю вид, что мне пох. Вот как с тобой. Но на самом деле меня аж трясет. Я думаю, это плохо действует на психику, – сейчас она говорила тихо, и вопреки смыслу произносимого ее голос, впервые за вечер, звучал как-то по-человечески – искренне и мягко. Да что там за вечер, за все время, что он ее знал, она впервые говорила с ним дружески и доверительно.
– Надо по дереву постучать, чтобы совсем умом не двинуться…
Она постучала себя по голове, по тщательно расчесанным волосам.
– Ты видел хотя бы раз, как убивают человека? Это всегда грязь, такое жуткое говнище.
– Ты хню какую-то городишь. Прекращай, – недовольно сказал Ниндзя и налил водки.
– Жуткое говнище, – повторила она. – Даже не описать. А они, посмотри…
Цифра кивнула на красавиц.
– Они белые, ухоженные, они смеются и веселятся. Даже когда их трахает в рот какое-нибудь пьяное чмо, им хорошо и весело…
– Может, тебе стоит в киллерши пойти, а не в проститутки? – Ниндзя нервно зевнул.
– Может быть. Я об этом уже думала. У меня бы наверняка получилось. Но мне не хочется. Сказала же – грязища!
Они все быстро съели, разговор не клеился, и Ниндзя не знал, что делать.
– Ёханый бабай, – сказал он и огляделся в поисках официанта. – Где этот гребаный колдун? И где твоя жратва? Ну, я его накажу!
Цифра глянула внимательно и неопределенно усмехнулась.
– А ты умеешь наказывать?
Теперь она говорила своим обычным голосом – холодным, с издевкой.
На обратной дороге немного позажимались на заднем сиденье такси. Цифра не сопротивлялась, но и не активничала особо. Таксист весело поглядывал на них, скалился, подмигивал Ниндзе в зеркало, а потом сказал:
– У моих знакомых есть неплохая квартирка, молодые люди! Чисто, уютно, пивко в холодильнике! Можно снять на ночь, недорого возьмут!
Ниндзя спросил:
– Сколько?
– За две тысячи сговоритесь, думаю.
Ниндзя посмотрел на Цифру. У него перед глазами плавали круги, в штанах будто дыня спрятана. А Цифра дышала спокойно и смотрела на него спокойно, только губы красные горят, и вокруг губ красно.
– Поехали?
Она подумала и выдала вдруг:
– А я сегодня на Кумженку ходила.
– Чего-о?!
Ниндзя чуть не подпрыгнул. Нет, он просто сдулся. Это чувство, когда тебя проткнули, как жука, и наблюдают, как ты дрыгаешь лапками… Холодная сталь. Ей точно киллершей идти работать. А лучше этой… ну, которые пытают, утюги на живот ставят. Садисткой, во.
– Блин, – сказал он тупо. Поморгал, зажмурился. – И что? Уже натрахалась с Берцем? Уже всё?
Она пожала плечами.
– Он не пришел.
– Чего? – сказал Ниндзя.
– Зассал твой Берц, – сказала она. Достала салфетку, стала вытирать губы от помады. – А на квартиру я не поеду. Не хочу. Чего-то настроение пропало…
И у него уже все пропало – и настроение, и дыня. Ну, не поедет, и ладно! Денег все равно не хватит – осталось чуть больше тысячи… Но чего она тогда хочет?!