Не то чтобы она не горевала. Увидев посиневшее тело хозяйки, миссис Эш проплакала несколько дней подряд. Она плакала даже ночью, когда просыпалась, и ее сердце все еще колотилось, когда она вспоминала мертвое лицо миссис Джонс. Подумать только! Итак, бодрствуйте, потому что не знаете ни дня, ни часа [25] . Конечно же она оплакивала кончину миссис Джонс, не самой худшей из хозяек — о, далеко не самой худшей! Дом без ее легких шагов будет пустым и холодным.
Какое, однако, бесстыдство со стороны преподобного Кадваладира! Стоять с таким набожным видом, в то время как деньги, лежащие в его кармане, он получил, будучи сутенером убийцы! Вчера миссис Эш не поленилась пройти пять миль до дома викария, чтобы рассказать ему о постыдной связи священника с девчонкой, что убила миссис Джонс. Но к ее величайшему разочарованию, викарий заявил, что действия Кадваладира в качестве владельца «Вороньего гнезда» не подлежат юрисдикции Церкви и что дело достаточно неприятное и без ее вмешательства.
И все же как утешительны его молитвы!
Мы умрем и будем как вода, вылитая на землю, которую нельзя собрать; но Бог не желает погубить душу и помышляет, как бы не отвергнуть от Себя и отверженного [26] .
Нэнс Эш благочестиво склонила голову. Во всем этом ужасе был некий скрытый смысл — даже если большинству смертных было не дано его постичь.
Где-то глубоко в ее груди таилась радость. Совсем крошечное зернышко — но тем не менее это была радость. Он пришел, час искупления! Теперь преданная слуга получит заслуженное вознаграждение!
Мистеру Джонсу понадобятся забота и участие, подумала миссис Эш. Ему непременно нужно жениться еще раз, и ради ребенка, и ради себя самого. На добродетельной женщине, не слишком юной, чтобы она могла разделить его нелегкую ношу, но и не старой. Такой, которая вполне сможет родить ему сына.
Сердце Нэнс Эш учащенно забилось. Ей было почти не стыдно за то, что подобные мысли появились в ее голове так скоро. Она бережно баюкала свои надежды, словно дитя в колыбели. Опустив голову, миссис Эш помолилась о том, чтобы из плохого выросло нечто хорошее. Потом она украдкой бросила взгляд на мистера Джонса и покусала губы, чтобы они казались румянее.
Могильщики ждали у дверей церкви, чтобы получить свое вознаграждение. Проходя мимо, все давали им деньги, обычно больше, чем могли себе позволить, — в знак уважения.
Дэффи дождался, пока церковный двор не опустеет, и нащупал в кармане маленький бумажный пакетик. Сквозняк заставил его поежиться. Уже три дня он чувствовал себя словно в горячке. Связаться с убийцей! Он едва не женился на страшном чудовище! В который раз Дэффи закрыл глаза и поблагодарил Создателя за Его милость.
Земля со Скиррид была немного влажной. Он рассыпал горсть над открытой могилой, чтобы душа несчастной хозяйки упокоилась с миром. В пакетике еще оставалась небольшая щепотка; Дэффи приберег ее на случай, если зимой на него снова нападет кашель. Всегда нужно иметь что-нибудь про запас. Никогда не знаешь, какие беды ждут тебя впереди.
Он вышел на солнце и отряхнул ладони. Чья-то тень упала на него, и Дэффи поднял голову. Светлые волосы, веснушчатое розовое лицо. Гвинет. Они не разговаривали уже несколько месяцев.
— Дэффи, — тихо сказала она.
— Гвинет. Ну и народу сегодня было, — светским тоном заметил он, чтобы избежать неловкого молчания.
Солнечные лучи запутались у нее в волосах.
— Все ее любили. Твою хозяйку. — Гвинет опустила глаза.
— Я не знал женщины лучше, — просто ответил Дэффи.
Некоторое время они шли в тишине.
— Я слышала, девчонку поймали, — выговорила Гвинет.
— Да. — Дэффи замедлил шаги. Его вдруг затошнило.
— Должно быть, ты знал ее лучше других. — Гвинет бросила на него вопросительный взгляд. Было видно, что любопытство не дает ей покоя.
Дэффи неловко пожал плечами.
— Ты когда-нибудь думал, что она способна на такое? — не выдержала Гвинет.
Он было покачал головой, но тут же остановился.
— Впрочем, если подумать… в ней всегда чувствовалось нечто особенное…
Гвинет распахнула небесно-голубые глаза.
— Ты хочешь сказать, нечто дурное? Злое?
— Нет, нет. — Теперь они шли немного ближе друг к другу. — Что-то, не совсем подходящее для служанки. Возможно, беспокойство. От подобных людей так и ждешь неприятностей.
Гвинет многозначительно помолчала.
— До меня дошли кое-какие слухи, — пробормотала она.
— Да?
— Что она… что она зарабатывала не только шитьем.
— Я ничего такого не слышал. — Дэффи обвел глазами толпу впереди, повернулся и посмотрел Гвинет прямо в глаза. — Что ты имеешь в виду?
Ее щеки покрылись чудесным румянцем.
— Я не знаю никаких подробностей. — Гвинет говорила неправду, Дэффи сразу понял. — Но там было что-то, связанное с таверной. И путешественниками.
Дэффи прикрыл глаза и вдруг мысленно увидел Мэри Сондерс с кружкой для сидра в руках. Она отправлялась в «Воронье гнездо» в любую погоду, едва ли не каждый день — и все ради того, чтобы сделать миссис Джонс приятное! Ее черные глаза, широкие шаги… Ну конечно. Дэффи покраснел от смущения. Он прочел много книг, но так и не научился читать по лицам окружающих, хотя порой все было ясно как день!
Но все это больше не имело значения. Нужно переменить тему, подумал он, пока Гвинет о чем-нибудь не догадалась. Он бросил вороватый взгляд на ее мягкие округлости, обтянутые заплатанным нежно-лиловым платьем. Что ж, можно хотя бы как следует посмотреть на нее напоследок, пока Дженнет Гелдер не наложил на нее свои вонючие лапы.
— А что же ты? День уже назначен? — вежливо спросил он.
— День?
Дэффи с детства знал, что нельзя сдирать корку с раны, но он уже не мог остановиться.
— День твоей… твоей…
— О нет, — перебила Гвинет.
— Нет? — изумленно переспросил он.
— Все кончено, — кивнула она.
Дэффи остановился как вкопанный. Щеки Гвинет снова запылали.
— Дженнет уехал в Норидж. Он там женится на вдове, у нее своя пекарня.
Дэффи участливо закивал — по крайней мере, он надеялся, что это было участливо. Сверкнула искра и приземлилась прямо на хворост его сердца, и он почувствовал, что вот-вот загорится. Кажется, он мог бы упасть прямо здесь, на мостовой, — так сильно он вдруг взволновался.
Боясь испортить все словами, до самого дома Джонсов они шли молча. Мистер Джонс, похожий на испепеленное молнией дерево, стоял у дверей, принимая соболезнования соседей.