Миссис Джонс хлопнула себя по лбу.
— Мы полагаем, что Эби родилась в Анголе, — пояснил Дэффи. — Но выросла она на Барбадосе.
Какой надутый умник, подумала Мэри. Как там говорила Куколка про ученых мужчин? Чем умнее, тем меньше петушок. Она еле сдержала улыбку. Нужно немедленно выбросить из головы эту мысль, а то все будет видно по ее лицу. Прошлое осталось в прошлом; теперь она должна думать как служанка и благочестивая девушка.
— Варвары, — вдруг сказала миссис Эш.
— Должен вас поправить, миссис Эш, — вежливо вмешался Дэффи. — Барбадосцы не варвары. Они жители острова Барбадос.
— А я говорю, варвары, — упрямо повторила миссис Эш. — Я и раньше это говорила, но скажу снова. Это моя святая обязанность. Если позволять язычнице находиться рядом с невинным христианским ребенком, ничего хорошего из этого не выйдет, уж можете мне поверить.
Услышав, что речь идет о ней, Гетта принялась подпрыгивать на своем стульчике.
— Прошу вас, миссис Эш, — устало выговорила миссис Джонс, но кормилица перебила хозяйку:
— Не мое дело жаловаться, мадам, но не могу не заметить, что это вызывает недоумение и замешательство. Девочка все видит и все слышит. На днях она прибежала ко мне и спросила, какого цвета кожа у Господа Бога!
Миссис Эш вытаращила бесцветные глаза.
Миссис Джонс раскрыла рот, чтобы ответить, но муж накрыл ее руку своей.
— Поначалу я ей сочувствовала, поскольку это наш христианский долг, — не унималась миссис Эш. — Но потом узнала, что отец Дэффи предложил ей креститься, а она воспротивилась…
Дверь снова отворилась. Вошла Эби с подносом, чтобы собрать грязные тарелки. Все напряженно молчали.
— Мы ценим ваше участие, миссис Эш, — сказал наконец мистер Джонс. — И мы поговорим об этом еще раз, позже.
Мэри быстро взглянула на Эби — слышала ли она что-нибудь? Но та упорно смотрела в пол.
— Да, сэр, — почти кротко ответила кормилица.
Когда Эби вышла во второй раз, в комнате снова повисла тишина. Все почему-то старались не смотреть друг на друга. Мэри чувствовала себя так, будто сидит за столом, где играют в брэг, но сама в игре не участвует и не имеет на руках никаких карт.
Миссис Эш достала маленькую потрепанную Библию. Точно такие же выдавали в Магдалине, подумала Мэри и отодвинула воспоминание подальше. Подняв глаза, она вдруг встретилась взглядом с хозяином. (А он только ногу потерял, ничего больше? — развратно хохотнула Куколка у нее в голове.) Он улыбнулся, но Мэри не осмелилась ответить ему тем же. Вдруг это будет выглядеть как кокетство? Нужно будет поупражняться перед зеркалом, примерить на себя улыбку невинной сироты.
Каша камнем лежала в желудке.
С появлением Мэри в доме завелось новое правило. Она должна была прервать любую работу, чтобы открыть дверь. Мистер Джонс был в полном восторге: служанка из Лондона в кружевном переднике, встречающая у порога заказчиц! «Это будет так изысканно и благородно, что никто и бровью не поведет, узнав наши цены!» Так что, даже если он сам находился поблизости, когда раздавался стук в дверь, мистер Джонс звал Мэри и скрывался в корсетной мастерской.
Однако самый первый раз это оказалась вовсе не заказчица, а ватага деревенских мальчишек. Издавая странные звуки, они тащили огромную грязную штуковину, украшенную белыми лентами. Мэри уже собиралась захлопнуть дверь, но миссис Джонс поспешила к ней.
— Сегодня же Пахотный понедельник, моя милая, — ты что, забыла?
Мэри непонимающе уставилась на хозяйку.
— Разве мать тебе не говорила? — удивилась миссис Джонс.
Мальчишки гомонили и протягивали грязные руки, и миссис Джонс дала всем по фартингу. Один подросток был одет в юбку и передник, и… нет-нет, она не ошиблась, на щеках у него были румяна! Что за странные края, подумала Мэри. «Курочки» разгуливают по улицам среди бела дня! Другие мальчишки называли крашеного Бесси. Получив деньги, они заголосили глупую бессмысленную песню и выпихнули Бесси вперед, чтобы он поцеловал миссис Джонс. И к удивлению Мэри, она ему позволила!
Когда дверь закрылась, хозяйка повернулась к Мэри. Ее щеки разрумянились. Несмотря на черный жакет с высоким воротом, она выглядела почти как девочка.
— Это чтобы урожай был хорошим, понимаешь?
— Урожай?
— Перед весенней пахотой плуг приносят в каждый дом, чтобы он получил благословение хозяев. Иначе колос не нальется.
Не совладав с собой, Мэри хихикнула.
— Вы и в самом деле в это верите?
— Ну… — натянуто произнесла миссис Джонс.
Кажется, она зашла слишком далеко. Не хватало еще потерять место в первый же день работы. У Мэри похолодело в желудке.
— Не могу сказать наверняка, есть от этого толк или нет. — Миссис Джонс совсем как ребенок затеребила тесемку передника и взглянула на Мэри. Ее глаза блеснули. — Но и вреда нет никакого, это уж точно.
— Конечно, никакого, — с готовностью кивнула Мэри и вернулась в гостиную, где чистила ковры с помощью влажной чайной заварки. Деревня — она и есть деревня. Они так и будут держаться за свои глупые обычаи и амулеты до самого второго пришествия. Теперь она вспомнила, что Сьюзан Дигот всегда кидала щепотку соли через левое плечо — даже если соль была последняя и у них не было денег, чтобы купить еще. А однажды мать уронила на пол крохотное зеркальце и разбила его, а потом долго плакала, потому что это означало «еще семь лет неудач».
Мир менялся, это Мэри знала наверняка. Он был уже совсем не тем, в котором выросла ее мать. Но в такой дыре, как Монмут, они, разумеется, не слышали ни о каких переменах. А если бы и услышали, то не поверили.
Задыхаясь, она соскребла с ковра грязные чаинки. Ребра, стиснутые корсетом, немилосердно болели. В одном миссис Эш была несомненно права: когда стоишь на четвереньках кверху задом, фижмы только мешают. Но разве женщины одеваются для того, чтобы им было удобно? Тогда они не отличались бы от любой кошки или собаки.
Мэри отбросила выбившуюся из-под чепца прядь и заметила Эби. Негритянка неподвижно стояла в дверях, точно какая-нибудь колонна. Мэри не слышала, как она вошла; вторая служанка передвигалась бесшумно, как привидение. Может, она совсем недавно прибыла с плантации и тоже новая в доме? Во всяком случае, она выглядела так, будто ничего не понимает.
Эби наконец разлепила губы:
— Хозяйка послала меня помогать тебе.
У нее был ужасный акцент, но она хотя бы говорила по-английски. Уже кое-что. И это не голос девушки, подумала Мэри. Ей, должно быть, никак не меньше тридцати.
— Очень хорошо, — вежливо улыбнулась она. Нужно с самого начала показать, кто тут главный. Эта женщина была в два раза старше, чем она, и с ней могли возникнуть трудности. Мэри полагала, что ее положение выше, чем положение Эби, — в конце концов, она помощница портнихи, — и даже если их обязанности в чем-то совпадают, никакого сравнения тут быть не может. Она показала на самый большой и самый грязный коврик, квадратный коричневый. Он насквозь пропитался пылью.