— Более чем.
— Идея в том, чтобы предать огласке их дезертирство ровно через неделю и подпортить уик-энд пропагандистам из ГДР. Разумеется, об этом никому ни слова.
В тот вечер Петра вернулась домой ближе к девяти.
— Мерзкий Павел задержал меня с переводом, сказал, что это архисрочно, — объяснила она. — Потом меня вызвали к герру Велманну, спросили, смогу ли я сопровождать его в Гамбург в этот уик-энд. И все в последнюю минуту, но там какая-то конференция «Радио „Свобода“», а переводчица, которую он обычно приглашает на такие мероприятия, фрау Гиттель, слегла с тяжелым гриппом. Ему нужен синхронист, который будет переводить его речь. И хотя в Гамбурге сказали, что могут кого-то предоставить, он очень щепетилен в таких вопросах. По мне, так его немецкий вполне приличный, но при том, что он может свободно изъясняться, произносить часовой доклад auf Deutsch наш шеф не решается. В общем, он очень просил, чтобы я сопровождала его. Поверь, мне совсем не хочется ехать.
— Тогда откажись. Все равно тебе скоро уходить с этой работы.
— Но я все-таки в долгу перед Велманном. Он всегда был очень добрым и порядочным по отношению ко мне.
— Тогда надо ехать. Кстати, как выяснилось, мне предстоит напряженная работа в эти выходные. Ты когда-нибудь слышала о Гансе и Хейди Браунах?
— Это из балета?
— Ты их знаешь?
— В ГДР их все знают. Это брат и сестра, они звезды Берлинского государственного балета. Они что, сбежали?
— Несколько дней назад.
— Но я ничего не читала и не слышала про это.
— Полагаю, их тоже тщательно допрашивают, как и тебя когда-то. Местные власти не хотят разглашать факт их бегства, пока они сами не будут готовы предать это огласке, что произойдет только в конце следующей недели. Угадай, кому поручили взять у них первое интервью?
И я рассказал ей о том, как завтра вечером меня доставят на «конспиративную квартиру», а в выходные я буду работать над текстом интервью.
— Это тебе Павел поручил?
— Герр Велманн через Павла.
— Слушай, это же фантастическая сенсация. Ты говоришь, в воскресенье у тебя уже будет текст?
— Да.
— Интересно было бы почитать. И если не возражаешь, могу подсказать тебе несколько вопросов, которые ты, возможно, захочешь задать Гансу…
Петра продиктовала мне целый список тем, подсказав, что хорошо бы расспросить Браунов о так называемых спецлагерях, куда одаренных юных танцоров свозят лет с девяти и где из них лепят «настоящих артистов государственного балета». А еще, оказывается, в Восточном Берлине был гей-бар — Ганс Браун наверняка был там завсегдатаем, — и полиция частенько устраивала там облавы. Я только успевал записывать за ней, поражаясь тому, с какой горячностью она говорила о несправедливости жизни в своей стране.
— Жалко, что меня не будет дома в этот уик-энд, мне так хочется узнать все подробности, — сказала она.
— Ты получишь самый полный отчет в воскресенье вечером, я даже разрешу тебе посмотреть текст.
— Павел убьет тебя.
— Павел никогда не узнает.
— Это правда.
— Я буду скучать по тебе каждую минуту.
— И я буду здесь, снова в твоих объятиях, в воскресенье к вечеру.
Утром в день ее отъезда будильник прозвонил в восемь. Прежде чем я успел дотянуться до ненавистной кнопки, чтобы отключить сигнал, Петра уже завладела мной, и мы занялись любовью с такой страстью и отчаянием, словно нам предстояла разлука на долгие месяцы.
— Я не хочу уезжать, — сказала она потом.
— Тогда не уезжай. Ну что тебе грозит за это? В худшем случае — увольнение. Но поскольку ты и сама собиралась подавать заявление…
— Да, только потом, когда я окажусь в Штатах вместе с тобой и будущий работодатель попросит у Велманна рекомендацию, тот скажет, что я никуда не гожусь.
— Похоже, ты сама пытаешься убедить себя в том, что ехать нужно.
— Ты прав. Именно этим я и занимаюсь.
— Тогда осчастливь своего босса и поработай на него в Гамбурге. А потом возвращайся ко мне. Кстати, ты выяснила, где мы сможем расписаться на следующей неделе?
— Rathaus [95] B Кройцберге регистрирует браки. Их только нужно уведомить за три дня.
— Значит, если мы заскочим туда в понедельник утром, сможем договориться на пятницу?
Петра закусила губу, ее глаза наполнились слезами.
— Ты слишком хорош, Томас.
— Я не понял, это — «да»?
Она кивнула, смахнула слезы с глаз и сказала:
— Я всегда буду любить тебя. До конца своих дней.
Через час, проводив Петру долгим поцелуем, я оделся и вышел позавтракать в кафе «Стамбул». Отъезд Петры оставил у меня чувство пустоты и легкое беспокойство — возможно, потому, что это было наше первое расставание. И, хоть я уговаривал себя, что она вернется всего через сорок восемь часов, все равно не мог избавиться от этого глубинного страха, вечного спутника любви, — страха перед тем, что у тебя отняли самое дорогое.
Зато день был ясным и солнечным. Я вновь и вновь прокручивал в голове слова Петры, когда она прервала наш бесконечный поцелуй на пороге квартиры: «На следующей неделе я выйду за тебя замуж, потому что очень хочу быть твоей женой».
Утро прошло размеренно. После пробежки и нескольких часов, проведенных за рабочим столом, я появился на «Радио „Свобода“» в пять пополудни, как и договаривались. Павел встретил меня в холле, но не один — с ним был какой-то незнакомый мужчина. Невысокого роста, коренастый, телосложением он напоминал футбольного защитника, вступившего в полосу среднего возраста, но тем не менее сохранившего былые навыки сдерживания натиска противника. Во всяком случае, именно такой образ сложился у меня в голове, когда я был представлен этому джентльмену с короткой стрижкой, в ультраконсервативном синем костюме в тонкую полоску, голубой рубашке, репсовом галстуке и с американским флажком в петличке левого лацкана. Общее впечатление усиливал его взгляд, в котором угадывалось превосходство с оттенком презрения. Кто же этот парень?
— Я хочу познакомить тебя с твоим большим поклонником, — сказал Павел. — Уолтер Бубриски.
— Что, тоже твой земляк? — спросил я.
— Только по имени, — произнес Бубриски с акцентом, от которого повеяло пустынными равнинами американского Среднего Запада.
— Уолтер здесь второй человек в ЮСИА, — сказал Павел.
— Полагаю, вы о нас слышали? — спросил меня Бубриски.
Конечно, я помнил, что говорил Велманн, когда нанимал меня на работу: если мне доведется когда-либо иметь дело с людьми из ЮСИА, следует помнить о том, что это сотрудники разведывательных служб. Все знали, что ЮСИА была ширмой ЦРУ. Да и этот Бубриски определенно выглядел шпиком.