На улицах было полно машин, но все они выглядели почти одинаково. Маленькой она думала, что к двухтысячному году все они будут жить в космическом веке, а машины будут не ездить, а летать.
Она бросила быстрый взгляд на профиль Элизабет. После приступа хохота у той на лице еще бродила улыбка.
– Вчера мне приснилась та женщина с американским акцентом; она говорила о сердцебиении, и ты тоже была со мной, – сказала Алиса. – Ты понимаешь, что бы это значило?
Улыбка сошла с лица Элизабет, и как будто сдулись щеки, раздвинутые и розовые от смеха; Алиса пожалела, что заговорила.
– Это было шесть лет назад… – помолчав, произнесла Элизабет.
Домашняя работа, выполненная Элизабет для доктора Ходжеса
Я рассказала ей обо всем так, как будто прочитала эпизод из книги. Мне даже страшно захотелось сделать это, пока она сама все не вспомнила. Пока не списала это, как незначительный грустный эпизод, случившийся давным-давно.
К вашему сведению, доктор Ходжес, случилось вот что.
Мы с Алисой забеременели в одно и то же время. Родить она должна была через неделю после меня.
Та третья беременность Алисы была сплошным недоразумением, очень сложной, как это всегда было с Алисой, которая металась от таблетки к таблетке. С прежней Алисой, хотела я сказать; не с этой новой, слегка подкрашенной, усовершенствованной, с маникюром, педикюром, пилингом и восковой эпиляцией.
Моя беременность не была случайной. Сама мысль о случайной беременности кажется мне очень легкомысленной и безответственной. Сразу приходит на ум летний отпуск, долгие поцелуи, нежная молодая кожа и не знаю, что еще… Ну, скажем, эти чертовы коктейли «Пина колада». Всегда казалось, что все это не для меня, и не столько из-за моего глупого тела, сколько из-за склада характера. У меня никогда не было желания оторваться. Не было и желания поддаваться моменту. Мне всегда хочется спросить: «Почему вы не пользуетесь противозачаточными?» Алиса как-то говорила мне, что, если бы тогда она все-таки нашарила презерватив в тумбочке, Мадисон не появилась бы на свет. Я даже рассердилась: что, трудно было Алисе руку подальше протянуть, что ли?
Мы с Беном два года пытались завести детей естественным путем. Перепробовали все, что только можно. Измерение температуры, таблицы, иглоукалывание, китайская медицина, отпуск, когда мы старательно делали вид, что даже и не думаем ни о чем таком, наборы для тестирования по слюне, чтобы точно знать, что произошла овуляция.
С сексом все было прекрасно. Доктор Ходжес, перед тем как превратиться в сухофрукт, я была тонкой и стройной. Хотя по временам я замечала то же самое угрюмое, сосредоточенное выражение на лице у Бена, когда он возился с чем-то сложным в машине.
Я расстраивалась, что у нас ничего не получалось, но меня трудно было сбить с пути – тогда я отличалась несгибаемостью. Я прочла множество справочников и учебников. По выходным я даже ездила на семинары, искала в себе силы, пела песни, обнималась с незнакомыми людьми. Да, вера моя была горяча. Если мне протягивали лимон, я делала из него лимонад. Бумажки с вдохновляющими цитатами висели у меня над столом. Это была та гора, которую я намеревалась покорить. Вот дура-то!
Итак, мы начали курс ЭКО.
И забеременеть нам удалось после первого же цикла. Такого вообще почти никогда не бывало! Что ж, мы были просто в экстазе. От счастья мы хихикали как дураки. Стоило нам посмотреть друг на друга, как мы начинали смеяться – так счастливы мы были. Вот доказательство силы позитивного мышления! Вот чудо современной науки! Мы очень почитали науку. Добрую старую науку. Мы очень любили своего врача. Мы очень любили даже ежедневные инъекции – ничего в них страшного не было, совсем не больно и уж вовсе не страшно!
От лечения мне не было ни грустно, ни противно. Наоборот, все было интересно и очень смешно!
Я презираю тех, прежних нас и в то же время любуюсь нами, потому что лучше мы уже не были. И что, считаю ли я, что все должны проживать в пессимизме, ожидая самого худшего, лишь бы только не выглядеть глупо? Я не переношу даже мысли о том, что мы могли обниматься, плакать, по-идиотски хихикать в телефон, будто играли в глупейшей комедии. Мы даже перебирали имена. Имена, подумать только! Сейчас, через много лет, я хочу крикнуть себе самой: «Кретины вы! Беременность еще не значит, что у вас действительно будет ребенок!»
Есть фотография нас с Алисой – мы стоим спинами друг к другу, многозначительно прижимая руки к животам. Мы хорошо выглядим. Я не изображаю глупейшую фальшивую улыбку – точнее, оскал, а глаза у Алисы не закрыты. Мы радостно взволновались, когда узнали, что наши сроки разделяют всего лишь несколько дней. «Они могут родиться в один день!» – говорили мы с круглыми от удивления глазами. «Они будут как близнецы!» – восклицали мы. В этой позе мы собирались фотографироваться каждый месяц, чтобы было видно, как растут у нас животы. Это было приторно до противности. Извините за резкие слова, доктор Ходжес. В какой-то момент мне захотелось стать хладнокровной и сердитой. Нужно дать мне столовую ложку паприки. Когда девчонками мы позволяли себе подобное словцо, именно так поступала наша мама. Мытье рта с мылом она считала негигиеничным. С тех пор стоит только мне произнести ругательство, как я ощущаю во рту вкус паприки. Когда я ругаюсь, Бен смеется. Я не умею ругаться. И Алиса не умеет. Это все из-за паприки. Думаю, мы кривимся, ожидая этого противного вкуса.
Вместе со мной Алиса отправилась на ультразвук, который делают на двенадцатой неделе, потому что Бен уехал в Канберру на автошоу. Мадисон была в детском саду, а Том с нами; он очень прямо сидел в коляске, сосредоточенно жевал сухарик и бдительно наблюдал за всем окружающим. Когда Том был совсем маленьким, его смех просто очаровывал меня. Иногда я проделывала такую штуку: с самым серьезным выражением лица вдруг, без предупреждения, надувала щеки и начинала мотать головой из стороны в сторону, как собака. Том думал, что это истерика. Он пристально смотрел на меня, в глазах плясали веселые искры, и, когда я начинала мотать головой, он откидывался в своей коляске и начинал громко, от души хохотать, хлопая ладошками по коленям точно так же, как папа Ник. Наверное, он думал, что так обязательно надо делать, когда смеешься. Во рту у него торчали два крошечных молочных зубика, и звук его смеха был сплошным наслаждением, точно хороший шоколад.
Алиса вкатила коляску с Томом в комнату, поставила ее в угол, я сняла юбку, легла на кресло. Я почти и не замечала женщины с тонкими, как пух, волосами и американским акцентом, которая втирала мне в живот холодный гель и что-то печатала на компьютере, потому что я переглядывалась с Томом, чтобы он опять засмеялся. Том глядел прямо на меня, весь замерев в предвкушении, а Алиса болтала с женщиной с пушистыми волосами о том, что погода скорее прохладная, чем теплая, хотя слишком холодной ее тоже не назовешь.
Женщина стучала на компьютере, двигая пластиковый датчик вперед и назад. Я бросила быстрый взгляд на дисплей и увидела свое имя в правом верхнем углу над каким-то лунным ландшафтом, который, очевидно, имел какое-то отношение к моему телу. Я ждала, когда женщина начнет показывать мне ребенка, но она молча барабанила по клавиатуре и хмурилась все больше и больше. Алиса вперилась в экран и кусала ноготь. Я снова взглянула на Тома, сделала круглые глаза, подняла подбородок и затрясла головой.