Девочку это не остановило, и она шлепнула его по руке:
— Вы знаете, что вы — «мадам», только не хотите в этом признаться! Вам нечего стесняться, мадам!
Девочка с важным видом опустилась на стул рядом с Левантером. Все, кто сидел за соседними столиками, засмеялись.
Поспав свои четыре часа после обеда, Левантер принял ванну, оделся и спустился в ресторан. Отужинав, он направился в гостиничный бар выпить. Он сидел совсем один в суматошном коктейль-холле, когда туда вошла какая-то женщина в сопровождении двух девочек. У всех троих были густые светлые волосы и бледно-зеленые глаза. Женщина окинула глазами зал в поисках свободного столика и быстро прошла сквозь толпу к столику слева от Левантера, села и принялась изучать обстановку. Она скользнула взглядом и по Левантеру, но, обнаружив, что он смотрит на нее, быстро отвела глаза.
Через несколько минут девочки ушли из коктейль-холла, а их мать осталась за столиком одна. Левантер почувствовал, что женщина вызывает в нем нечто вроде благоговейного страха, но чем вызвано это чувство, объяснить не мог. Они не смотрели друг на друга, но Левантер понял, что она заметила его внимание. Оба смотрели на пианиста — музыканта, явно смирившегося с тем, что уже сорок лет играет лишь популярные песенки. Когда тот сделал перерыв, женщина встала и прошла через заполненную людьми комнату к инструменту. Она села за пианино и заиграла замысловатый ноктюрн Шопена.
Профессиональная манера исполнения мгновенно приковала к ней общее внимание. Летая пальцами по клавишам, она оглянулась на зрителей и случайно наткнулась на взгляд Левантера. Тот любовался ее ресницами, отбрасывающими на щеки длинные тени, ее губами, чуть приоткрытыми из-за того, что она пыталась сосредоточиться на музыке. Он попытался представить ее лицо, искаженное спазмом наслаждения или боли, но не смог. Стараясь держаться как можно незаметнее, он покинул коктейль-холл.
В вестибюле он увидел дочерей этой женщины. Он подошел к ним и спросил, сколько им лет:
— Мне восемь, — ответила старшая, — а моей сестре — шесть.
— Кем ты хочешь стать, когда вырастешь? — спросил Левантер.
Она пристально посмотрела на него и без запинки ответила, что хочет стать актрисой.
— Актрисой? Я знаю многих актрис, — сказал Левантер. — Хочешь, я сейчас устрою тебе экзамен?
Девочка с серьезным видом кивнула ему.
— Давай притворимся, будто я твой муж, — начал Левантер, — а эта гостиница — наш дом. Я только что вернулся из-за границы. Пока меня не было, наша собака умерла. Пса звали Фрекки, мы его очень любили. Ты не писала мне, что Фрекки умер, потому что не хотела меня огорчать. А теперь должна сообщить мне эту новость. Готова?
Младшая сестра смотрела с завистью, а старшая приняла позу нервничающей жены. Левантер отошел, потом вернулся назад с распростертыми объятиями. Обнимая девочку, он воскликнул:
— Дорогая, как я скучал по тебе! Какое счастье, что я снова с тобой и с нашим Фрекки!
Он замолчал и принялся оглядываться по сторонам.
— А где Фрекки? Фрекки, Фрекки! — не повышая голоса, Левантеру удалось изобразить громкий крик. — Куда девался мой милый песик Фрекки? Иди сюда, твой хозяин приехал!
Девочка раскраснелась и взмокла. Она взяла Левантера за руку и легонько погладила ее.
— Присядь, любовь моя, — сказала она твердо. — Присядь. Мне надо кое-что тебе сказать.
Левантер отодвинул ее в сторону.
— Минутку, дорогая. Я только разыщу Фрекки. Фрекки! — закричал он.
— Сядь, — настойчиво повторяла девочка. — Это как раз о Фрекки. Понимаешь, — ее глаза наполнились слезами, — Фрекки здесь нет.
— То есть как нет? А где же он?
— Ты должен сесть, — умоляла девочка.
Левантер сел, а она подошла, нежно обняла его и прошептала: — Если я скажу тебе правду о Фрекки, ты будешь любить меня так же, как и раньше?
Девочка не могла уже сдерживать слезы.
— Конечно. Ты и Фрекки — это все, что у меня есть.
— Теперь у тебя осталась только я, — зарыдала она, — потому что Фрекки… Фрекки умер.
Она закрыла лицо руками.
Левантер уже собирался изобразить обморок, как вдруг подбежала младшая сестренка и дернула его за рукав:
— Я могу сыграть лучше. Я — актриса лучше, чем она.
Левантер улыбнулся:
— Ну что ж, посмотрим. Устроим экзамен и тебе. Готова?
Девочка запрыгала от нетерпения. Левантер повторил начало своей роли.
— Фрекки, Фрекки! Где ты? Где моя милая собачка? — воскликнул он.
Под критическим взглядом старшей сестры младшая запаниковала. Она не могла подыскать слов.
— Фрекки, Фрекки! — продолжал Левантер. — Я приехал. Иди скорее ко мне!
Она еще минутку поколебалась, потом подошла поближе и, не сводя с Левантера пристального взгляда, с напряжением сказала:
— Фрекки не придет. Он в спальне. Наверху.
Она подчеркивала каждое слово.
Левантер нахмурился:
— Ты должна была сказать мне, что Фрекки умер. А сказала, что он наверху. Ты забыла сценарий.
— Нет, не забыла, — твердо сказала девочка. — Если я твоя жена, то я люблю так сильно, что не могу взять и сразу сказать, что Фрекки умер. Поэтому и говорю, что он наверху. Ты пойдешь наверх и обнаружишь там Фрекки — мертвого! Ну что, выйдет из меня актриса?
Ее глаза наполнились слезами. Левантер попробовал ее отвлечь:
— Если ты хочешь быть актрисой, ты должна научиться не плакать за пределами сцены. Люди не поверят, что актриса может плакать по-настоящему. Они подумают, что ты играешь.
Девочка вытерла слезы и улыбнулась.
— Ну что ж, отлично! — сказал Левантер, обнимая обеих. — Теперь поглядим, какие из вас рассказчицы. Расскажите мне о своей маме. Может статься, когда-нибудь она согласиться поиграть с нами. Начните-ка с того, как ее зовут.
— Мою маму зовут Полина, — сказала младшая из девочек. — Она — знаменитая пианистка. Она была совсем маленькой девочкой, а уже хотела играть на рояле.
Когда на следующий день Левантер спустился в коктейль-холл, Полина была уже там. Ее дочери играли неподалеку от стола. Едва увидев Левантера, они тут же стали просить его придумать еще какую-нибудь игру. Левантер пообещал поиграть с ними, после того как поговорит с их мамой.
Он представился ей, и Полина вежливо пригласила его присесть. После короткого разговора о детях, курортах и катании на лыжах он похвалил ее вчерашнюю игру. Она поблагодарила его.
— Вы очень талантливы, — сказал Левантер. — Я просто восхищен.
— Мой преподаватель музыки предупреждал меня, что несовершенный талант — самый жестокий дар природы, — рассмеялась Полина.