– Понятия не имею, – солгал Страйк. – А что вы им рассказали о своих перемещениях?
– Рассказала, что после той сцены, которую закатил мне Оуэн, я тут же отправилась домой, а на следующее утро взяла такси до Паддингтона и уехала погостить к Доркус.
– Это одна из ваших подопечных – так, кажется, вы говорили?
– Да, Доркус Пенгелли, которая… – Заметив тонкую усмешку детектива, Элизабет впервые за время их знакомства расцвела мимолетной улыбкой. – Хотите верьте, хотите нет, но это настоящее имя, а не псевдоним. Она пишет порнографию, замаскированную под романтические повести. Оуэн плевался насчет этих книг, но бешено завидовал ее успеху. Такую беллетристику сметают с прилавков, – пояснила Элизабет.
– И когда вы вернулись от Доркус?
– К вечеру понедельника. Считалось, что я устроила себе приятные длинные выходные, но приятного было мало, – жестко заявила она, – из-за «Бомбикса Мори». Живу я одна, – продолжила Элизабет. – Поэтому не могу доказать, что из ресторана отправилась прямо домой, а по возвращении в Лондон не убивала Оуэна. Притом что руки чесались…
Отпив еще воды, Элизабет Тассел продолжила:
– Полицию главным образом интересовала его книга. По-моему, считается, что она многим дает повод для убийства. – Элизабет Тассел впервые сделала попытку вытянуть из Страйка информацию.
– Это только поначалу так думали, – сказал он, – но если дата смерти установлена правильно и Куайн умер через три дня после вашей с ним ссоры в «Ривер-кафе», то круг подозреваемых значительно сужается.
– То есть? – резко спросила Элизабет, чем напомнила Страйку одного беспощадного оксфордского преподавателя, который использовал этот короткий вопрос как гигантский шприц, нацеленный на слабое место в аргументации.
– К сожалению, раскрывать информацию не имею права, – с любезностью ответил Страйк, – чтобы не повлиять на ход полицейского расследования.
Как он заметил через маленький столик, бледная, жирная, с крупными порами кожа Элизабет была покрыта угрями; темные глаза-маслины смотрели настороженно.
– У меня допытывались, – сообщила она, – кому я показывала рукопись, прежде чем отправить ее Кристиану и Джерри. Ответ: никому. Потом стали спрашивать, с кем советовался Оуэн во время работы над своими романами. Не знаю, почему это так важно. – Ее черные глаза по-прежнему буравили Страйка. – Неужели считается, что кто-то его подзуживал?
– Право, не знаю, – опять солгал Страйк. – А он и в самом деле с кем-то советовался по поводу своих произведений?
– Частные вопросы он мог обсуждать с Джерри Уолдегрейвом. А я удостаивалась только заглавий.
– Вот даже как? Неужели он ни разу не спросил вашего совета? Вы ведь изучали английскую филологию в Оксфорде?..
– Я окончила только бакалавриат, – раздраженно сказала Элизабет, – но Оуэн это в грош не ставил. А сам, кстати, с треском вылетел из Лафсборо или какой-то подобной дыры, так и не дойдя до диплома. Да, Майкл когда-то любезно сообщил Оуэну, что в студенческие годы я как литератор была «до боли вторична», и Оуэн не упускал случая об этом напомнить. – От старой обиды она даже порозовела. – Оуэн разделял предрассудки Майкла насчет места женщин в литературном процессе. При этом, естественно, женщинам не возбранялось восхищаться творчеством обоих… – Она закашлялась в салфетку, а когда подняла голову, лицо ее было красным от злости. – Оуэн, как никто другой, был падок на лесть, хотя практически все писатели в этом смысле ненасытны.
Им принесли горячее: томатный суп с базиликом для Элизабет и треску с жареным картофелем для Страйка.
– Во время нашей предыдущей встречи вы упомянули… – Страйк разом проглотил изрядный кусок рыбы, – что в какой-то момент вам пришлось выбирать между Фэнкортом и Куайном. Почему вы предпочли Куайна?
Элизабет подула на ложку супа и, видимо, со всей серьезностью обдумала свой ответ.
– У меня создалось ощущение… в тот период… что он больше страдал от чужих грехов, нежели грешил сам.
– К этому имеет какое-нибудь отношение анонимная пародия на роман жены Фэнкорта?
– Почему же «анонимная»? – тихо проговорила она. – Ее написал Оуэн.
– Вы точно знаете?
– Он показал ее мне, прежде чем отослать в журнал. Стыдно сказать, – Элизабет с холодным вызовом встретила взгляд Страйка, – но я тогда посмеялась. Пародия вышла совершенно уморительной, не в бровь, а в глаз. У Оуэна был недюжинный талант литературного имитатора.
– Но в итоге жена Фэнкорта покончила с собой.
– Это, конечно, трагедия, – сказала Элизабет без видимых эмоций, – никто не мог ожидать такого исхода. Но положа руку на сердце: если ты готова лишить себя жизни из-за нелестного отзыва, лучше тебе не браться за перо. Майкл, конечно, вызверился на Оуэна, тем более что тот, узнав о самоубийстве Элспет, струсил и начал отрицать свое авторство. Поразительное малодушие для того, кто всегда любил выставлять себя бесстрашным и необузданным. Майкл стал требовать, чтобы я разорвала контракт с Оуэном. Я отказалась. С тех пор мы не общаемся.
– Скажите, в ту пору Куайн зарабатывал больше Фэнкорта? – поинтересовался Страйк.
– Господи, конечно нет! Я предпочла Оуэна вовсе не из меркантильных соображений.
– А из каких?
– Я же вам сказала! – нетерпеливо бросила она. – И потом, я отстаиваю свободу самовыражения, даже когда она задевает или ущемляет чьи-либо интересы. А кроме всего прочего, Леонора через считаные дни после самоубийства Элспет преждевременно родила близнецов. Роды прошли тяжело: мальчик умер, а Орландо… полагаю, теперь-то вы с ней познакомились?
Страйк кивнул – и тут же вспомнил свой недавний сон про дитя, рожденное Шарлоттой, на которое ему даже не разрешили взглянуть…
– Повреждение мозга, – продолжила Элизабет. – Так что Оуэн в ту пору переживал и свою личную трагедию, но, в отличие от Майкла, был ни в чем… ни в чем не повинен…
Закашлявшись, она поймала на себе слегка удивленный взгляд Страйка и сделала нетерпеливый жест рукой, показывая, что готова все объяснить, как только пройдет приступ. В конце концов, отпив немного воды, она проскрипела:
– Майкл побуждал Элспет к писательству только для того, чтобы она не мешала ему работать. У этой пары не было ничего общего. Майкл женился на ней лишь потому, что болезненно переживал свое скромное происхождение. А она была дочерью графа и возомнила, что, выйдя замуж за Майкла, станет блистать в литературных кругах и проводить все свое время в искрометных интеллектуальных беседах. Она не могла взять в толк, что Майкл должен постоянно работать, а ее удел – одиночество. Эта женщина, – пренебрежительно заключила Элизабет, – отличалась скудоумием. Но ее взбудоражила перспектива стать писательницей. Вы никогда не задумывались, – жестко спросила она, – как много людей мнят себя гениями? Вам даже не представить, какую галиматью мне изо дня в день присылают по почте. В рядовых обстоятельствах роман Элспет, глупый и претенциозный, был бы отвергнут с ходу, но обстоятельства оказались не рядовыми. Подтолкнув жену к созданию этой ахинеи, Майкл так и не решился открыть ей глаза. Он послал рукопись своему издателю, а тот – чтобы только не обижать Майкла – принял ее к публикации. Но через неделю после выхода книги появилась эта пародия.