– Из каких же источников у тебя такие сведения о сексуальных предпочтениях офицера полиции? – развеселилась Илса.
– Он – тот самый, кого я в Афганистане отбросил в задний отсек машины, – пробормотал Страйк.
– Ох! – вырвалось у Илсы.
– И он решил во что бы то ни стало закрыть Леонору. Но если грязные фото – это все, что ей могут предъявить, то…
– Нет, не все. Ты знал, что в доме у Куайнов есть чулан?
Тут Страйк оцепенел. Неужели он заблуждался, настолько заблуждался, что…
– Говори: ты знал? – спрашивала Илса.
– Что в нем нашли? – У Страйка упало сердце. – Не кишки?
– Как ты сказал? Мне послышалось «не кишки».
– Что, спрашиваю, там нашли? – спохватился Страйк.
– Пока не знаю, собираюсь на месте выяснить.
– Ее не арестовали?
– Нет, только задержали для допроса, но следствие – я чую – уверено, что это она, а она не понимает всей серьезности положения. Звонит мне сегодня утром – и давай рассказывать, как дочку оставила на соседку, как дочка расстроилась…
– Дочке двадцать четыре года, и у нее замедленное развитие.
– Ах вот оно что. Печально… – сказала Илса. – Слушай, я уже подъехала, мне надо идти.
– Держи меня в курсе.
– В ближайшее время новостей не жди. Думаю, мы здесь надолго.
– Ч-ч-черт, – снова пробормотал Страйк.
– Что случилось?
Из полосы медленного движения вывернул бензовоз, чтобы обогнать «хонду-сивик» с наклейкой «Ребенок в машине». Страйк видел, как гигантская серебристая пуля вильнула на обледенелой дороге, и с молчаливым одобрением заметил, что Робин сбросила скорость, увеличивая дистанцию.
– Леонору забрали в полицию на допрос.
Робин ахнула.
– При обыске нашли фото связанного Куайна и что-то еще – Илса точно не знает; все это лежало в чулане…
Со Страйком такое случалось и раньше: внезапно нахлынувшая тревога. Замедление времени. Напряжение всех чувств.
Бензовоз начал крениться.
Он услышал свой крик «ТОРМОЗИ!» – этим же криком он в прошлый раз пытался остановить смерть… Но Робин нажала на газ. Машина рванулась вперед. Места для обгона не было. Бензовоз завалился набок и закружился по льду; «хонда» врезалась в него, перевернулась и на крыше заскользила к обочине; столкнувшиеся «гольф» и «мерседес» и не могли расцепиться; их несло на бензовоз…
«Лендкрузер» нырнул в сторону. Робин прошла в дюйме от перевернувшейся «хонды». Когда их «лендкрузер» на скорости слетел с асфальта на грунтовую обочину, Страйк вцепился в ручку дверцы: казалось, они вот-вот рухнут в кювет и опрокинутся; к ним неумолимо приближался зад бензовоза, но они мчались так стремительно, что прошли на волосок от него… сильнейший толчок, Страйк ударился головой о крышу машины, и они без единой царапины вывернули обратно на дорожное покрытие, миновав столкнувшиеся машины.
– Йопта…
Бледная как полотно, Робин наконец-то затормозила и, полностью владея управлением, съехала на запасную аварийную полосу; в лобовое стекло бился снег.
– В «хонде» – ребенок.
Страйк не успел раскрыть рта, как она выскочила из машины и хлопнула дверцей.
Обернувшись, Страйк попытался дотянуться до костылей. Никогда еще он так остро не ощущал свою беспомощность. Когда он кое-как сумел втащить их на переднее сиденье, послышался вой сирен. Вглядываясь в заснеженное заднее стекло, он различил приближающуюся синюю мигалку. Полиция прибыла незамедлительно. Одноногий инвалид, он был бы только помехой. Бросив костыли на прежнее место, Страйк опять выругался.
Минут через десять вернулась Робин.
– Обошлось, – выдохнула она. – Мальчик цел, он был в автомобильном кресле. Водитель грузовика весь окровавлен, но в сознании.
– А сама ты как?
Ее слегка трясло, но она улыбнулась такому вопросу:
– Лучше всех. Просто перепугалась, что ребенок мог погибнуть.
– Значит, пронесло, – отдуваясь, сказал Страйк. – Мать-перемать, где ты научилась так ездить?
– Да как тебе сказать… окончила пару специализированных курсов, – пожала плечами Робин, убирая с лица мокрые волосы.
Страйк впился в нее взглядом:
– Это когда же?
– Когда вылетела из университета. Я была… У меня был довольно тяжелый период, и я сидела в четырех стенах. Вот у отца и возникла такая идея. Я всегда обожала машины. По крайней мере, хоть чем-то себя заняла. – Она пристегнула ремень и включила зажигание. – Когда приезжаю домой, иногда отправляюсь на ферму и там практикуюсь. Дядя пускает меня на поле.
Страйк не сводил с нее глаз:
– Разве тебе не надо задержаться, пока…
– Нет, я оставила им свое имя и адрес. Нам нужно ехать.
Она переключила передачу и плавно выехала на автостраду. Страйк не отрывался от ее спокойного профиля; она опять сосредоточенно следила за дорогой, уверенно и свободно держа руль.
– У нас в армии не все водилы после курсов контраварийного вождения так справлялись, – сказал Страйк. – Те, которые генералов возили и были обучены уходить из-под огня. – Он оглянулся на скопление перевернутых автомобилей: дорога была заблокирована. – До сих пор не понимаю, как ты увернулась.
Едва не угодив в аварию, Робин не проронила ни слезинки, но при этих словах похвалы и благодарности вдруг почувствовала, что вот-вот не выдержит и расплачется. С большим трудом ей удалось взять себя в руки и со смешком проговорить:
– Надеюсь, ты понимаешь: если бы я притормозила, нас бы выбросило прямо на бензовоз.
– Угу. – Страйк тоже посмеялся. – Сам не знаю, почему такую фигню сказал, – солгал он.
Налево поверните, там тропинка,
Она ведет от совести нечистой
В лес, полный недоверия и страхов.
Томас Кид.
Испанская трагедия [21]
Несмотря на это происшествие, Страйк и Робин добрались до девонширского городка Тивертон в начале первого. Следуя указаниям навигатора, Робин проехала мимо притихших под снежными шапками пригородных домов, по аккуратному мостику, переброшенному через графитового цвета реку, мимо неожиданно величественной церкви шестнадцатого века на окраине – и впереди возникли неприметные ворота с электрическим приводом.
Красивый молодой филиппинец, в парусиновых туфлях и необъятном пальто, пытался открыть их вручную. Завидев «лендкрузер», он сделал знак Робин опустить стекло.
– Примерзли, – скупо объяснил он. – Подождите, пожалуйста.