А вникнув, рьяно взялся за Милкино «воспитание». Понятно, что поскольку сам он человек дурно воспитанный, то ничего хорошего от его благого намерения ожидать не приходилось…
После ужина мы перешли в сад: ночи стояли дивные, в доме не сиделось. Недалеко от крыльца, под яблонями – сейчас они цвели, паря в темноте легким белым облаком, – у нас стоял деревянный стол с лавками, рядом мангал, покрытый пластиковым чехлом. Я принесла свечи, зажгла.
– Здорово, – сказала Мила. – Будто шалашик.
И в самом деле, свет отражался от веток яблонь, создавая ощущение, что над нами крыша. Ощущение ложное: если пойдет дождь, то «крыша» нас не защитит. Но в жизни есть много ложных впечатлений… К сожалению, я успела это постичь к своим неполным двадцати годам.
– Так вот, Настена, папан принялся чуть ли не по пятам за мной ходить. То в ночной клуб приперся, то на нашу дачу, где я собираю иногда компании…
– Помню, ты писала на Фейсбуке.
– Писала, да не все. Он урезал мои финансы, стал проверять мой телефон. Но самое ужасное, Насть… Он ревнует меня к парням! Ведет себя как ревнивый мужчина, а не как отец… Хотя как отец никогда себя и не вел. Тебе повезло, ты выросла в нормальной семье, а я вот с придурком… Который теперь срочно латает дыры в своем «имидже» и делает вид, что он порядочный чел и примерный папан… В губернаторы хочет податься, мне кажется.
– А ты матери говорила? Хотя в этом, наверное, смысла нет… – спохватилась я.
– Вот-вот. Ты же знаешь свою тетю. Она сестра твоей матери, но небо и земля. Твоя – активная, энергичная, сделала карьеру, защитила докторскую, преподает в меде. А моя – тетеха, вышедшая замуж за богатенького…
По правде сказать, я считала, что дело не в «богатеньком» муже, а в том, что у Милкиной матери что-то с психикой. Но разве такое скажешь сестре? Я промолчала.
– В общем, недавно папан устроил обыск в моей комнате и нашел кое-какие таблеточки, ты понимаешь, о чем я. Он стал на меня орать, а потом… Насть, он меня ударил! Залепил такую пощечину, что я в стену вписалась. Рука у него тяжелая…
На глазах Милы выступили слезы. Я обошла столик, присела рядом, обняла ее.
Она обняла меня в ответ – нет, даже не обняла, а ухватилась, как маленький ребенок, ища защиты. Бедная, бедная моя сестричка…
– Мне так неловко об этом рассказывать, Настен, – высвободилась Мила из моих рук, – но кому же еще признаться, как не тебе? Посторонним ведь такого не скажешь, стыдно…
– Ну что ты, Мил. Это дяде Владе должно быть стыдно, что руку поднял на тебя!
Она немного странно на меня посмотрела.
– А, нет… – грустно улыбнулась она, качая головой. – Я не об этом. Я еще не дошла до самого ужасного… – Она взяла мою руку и крепко сжала ее, будто набираясь сил. – Я кинулась на него и залепила ему пощечину в ответ. А он… Он схватил меня и…
Мила повернулась ко мне, посмотрела прямо в глаза и произнесла четко:
– Он стал меня целовать. Сначала в щеки, потом в шею, а потом в губы.
Я потеряла дар речи. Когда Мила сказала, что дядя Владя стал вести себя как ревнивый мужчина, я думала, это просто сравнение такое… А оно вот как, оказывается, повернулось…
– А ты? – выдавила я из себя.
– Коленом его в пах двинула. Сильно. После этого он отобрал у меня деньги и телефон – к счастью, про карточки не подумал, они в сумочке остались, – и запер в этом старом недостроенном доме. А сам куда-то по делам свалил. Сказал, что разберется со мной, когда вернется… Поскольку дом стерегут охранники – два днем и два ночью, – то я оказалась в самом настоящем плену! Из которого ты меня вызволила, сестричка, – Мила снова обняла меня.
– Да ладно, – смутилась я. – Мы же сестры…
На этот раз из объятий высвободилась я. Мне всегда неловко, когда меня бурно благодарят.
– И что ты теперь собираешься делать, Мил? Из плена ты сбежала, но теперь-то куда?
– А я не просто сбежала, – засмеялась она. – Я папана ограбила!
– Опля! Это как же?
– Да очень просто… Насть, у тебя нет вина? Надо это дело отметить!
– Посмотрю, – произнесла я неуверенно.
У родителей вино было, даже целый склад хороших вин – они в нем знали толк, – но взять без спроса? Так я никогда не делала. К тому же они могут заметить, что количество бутылок убыло, станут меня спрашивать, а мне что отвечать? Милу выдавать нельзя – значит, придется врать… Этого я страшно не любила. Да и что врать-то? Что я сама выпила всю бутылку? Родители не поверят. А если вдруг поверят, то разволнуются так, что к врачам меня потащат…
– Да не заметят предки, не боись, – вдруг произнесла Мила, будто просканировав мои сомнения. – Неужто они подсчитывают, сколько у них бутылок осталось?
– Вряд ли, – признала я.
– Тогда неси. Тут так хорошо у вас в саду… И прихвати что-нибудь к вину, фрукты, сладости…
Я взяла бутылку из особого шкафчика – погреба у нас не имелось, и родители купили этот специальный холодильник, поддерживающий нужную температуру для вина. Нашла штопор, прихватила два бокала и вернулась в сад.
– Ты сможешь открыть? – протянула я штопор Миле.
– А то!
Она ловко ввинтила его в пробку, нажимая на «крылышки» по бокам, и – чпок, пробка выползла из горлышка.
Я снова пошла в дом, выудила из холодильника яблоки (других фруктов на даче не было), взяла плитку шоколада – конфеты у нас не водились, родители придерживались здорового образа жизни.
– Мил, ты ведь не станешь писать об этом на Фейсбуке, да? Дядя Владя может додуматься и найти тебя в социальных сетях… Если еще этого не сделал.
– Обижаешь, Настена, – нахмурилась она. – Я, может, не такая образованная, как ты, но отнюдь не дура.
– Извини, я этого не имела в виду… Просто хотела…
Я не могла подобрать нужных слов. Да и какие тут нужны слова? Я ведь, по сути, о ней забочусь! Но Мила умеет повернуть разговор таким образом, что ты ни за что ни про что начинаешь чувствовать себя виноватой. Она и в детстве так делала – стоило мне дать ей совет, как Милка немедленно обижалась и кричала, что она все знает не хуже меня. Хотя на самом деле мои предостережения не раз ее уберегали от опасности. Однажды я ее в самом прямом смысле спасла, когда она собиралась кинуть горящую спичку в большую бочку из-под краски на стройке. Я тогда схватила ее за руку и оттащила, крича: «Она взорвется, ты с ума сошла!»
Но спичка успела упасть в бочку, и та действительно взорвалась. К счастью, мы уже были на безопасном расстоянии. И что же? Мила, вместо того чтоб сказать спасибо, на меня наорала! Вечно, мол, я хочу показаться умнее ее!
Какой-то комплекс неполноценности, что ли… К тому ж я на два года младше, в детстве это было существенной разницей, и тем обиднее ей казалось, видимо, что я разбираюсь в вещах, в которых не разбирается она…