— Ты как-то странно смотришь на меня, — проговорила она, глядя, как он, раздеваясь на ходу, приближается к ней.
Он схватил ее за длинные волосы и, намотав их на кулак, приблизил ее голову к своему животу…
Ее чуть не стошнило от отвращения. И не потому, что она была непривычна к такому, просто он был слишком груб. Но, с другой стороны, в этом было что-то свое, пусть и животное, пусть даже звериное…
Она вскрикнула, когда он наотмашь ударил ее по лицу.
Спустя какое-то время она лежала, глядя в белый потолок остекленевшими глазами. Волосы ее тонули в густой кровавой жиже. Когда в дверном проеме появился человек, она даже не смогла повернуть голову, поскольку та была практически отрезана от тела и держалась лишь на шейных позвонках…
Я поехала к девушке, которая еще недавно была девственницей. Мне надо было отдать ей заработанную ее честным трудом часть денег.
Я довольно быстро нашла дом, поднялась на третий этаж и позвонила.
Дверь открыла она.
— Мне надо с вами поговорить, — сказала я. — Если вы не можете сейчас, то я приду попозже или мы где-нибудь встретимся…
— А в чем дело? — Выглядела она неважно, глаза опухли от слез, некогда девственное тело ее скрывалось под просторным розовым халатом. — Я вас не знаю.
Я протянула ей свидетельство.
— Мне надо расспросить вас об одном человеке. В нашем городе появился маньяк, который насилует и убивает женщин.
— Но при чем тут я?
Я понимала, что действую жестоко, заявляясь в самый мрачный день ее жизни, но только сегодня она будет так незащищена и растеряна. Кто знает, что она за человек. Вполне возможно, что уже завтра она превратится в неприступную Брестскую крепость и из нее не вытянешь ни словечка. А сейчас передо мной стояло слабое, подавленное создание, готовое с кем угодно поделиться своим несчастьем. Я почему-то сразу определила, что она очень одинока. Только одинокие люди так долго сохраняют девственность. Им просто некому подарить свою невинность. Очевидно, поэтому некоторые предпочитают ее продавать. Что ж, это, во всяком случае, лучше, чем быть изнасилованной.
Она впустила меня в квартиру. Я пошла за ней в комнату, где стояли журнальный стол и пара кресел. Ковер, напольные вазы и множество цветочных горшков с бегониями, фиалками, кактусами… Я моментально поставила диагноз хозяйке этого зимнего сада: синий чулок. Но ошиблась.
Она принесла из кухни электрическую кофеварку и приготовила мне кофе.
Я в двух словах рассказала ей о своем сегодняшнем визите к Храмову и о том, как меня приняли за нее.
Вместо испуганных глаз и слез я вдруг увидела умный ироничный взгляд. И вообще она расхохоталась.
— Представляю, что вам пришлось испытать!
Я предложила ей перейти на «ты». Ее звали Люда. Ей было двадцать пять лет. Я спросила ее, какая нужда заставила ее пойти на такое.
— Да какая там нужда! Обычный комплекс. Боязнь мужчин. И еще… не знаю даже, как сказать… Словом, стоит мне только познакомиться с мужчиной, он непременно начинает рассуждать о том, как смешны и глупы девственницы. Что этого надо стыдиться, а не гордиться этим… Все в таком духе. И я прекращала всякие отношения с таким мужчиной. А поговорив с Храмовым по телефону, ему мой номер дала подруга, я поняла, что могу избавиться и от осточертевшей мне девственности, и от вызванного ею комплекса неполноценности, а заодно и заработать деньги. Храмов объяснил мне, что это все равно что сходить на прием к врачу. И пообещал, что мужчина будет «приличный».
— И ты так сразу и согласилась?
— Нет, конечно. Он постоянно названивал. Уговаривал меня месяца два, наверное. — Люда немного повеселела, принесла коньяк и шоколадные конфеты. — Странный разговор у нас с вами… вернее, с тобой, — сказала она после первой выпитой рюмки. — И я как дура все рассказала. Но теперь с этим покончено. А опыт придет. Я правильно говорю?
Я достала из сумочки деньги, которые дал мне Храмов. Аванс.
— Что это? — испугалась Люда и расплескала коньяк себе на розовый халат. — Не понимаю.
Я объяснила.
Она снова расхохоталась.
— Ну надо же! А я не пойму никак, о чем они там шептались… И еще, если бы я не выпила немного вина, ничего бы не получилось… Ты же видела его раздетым?! Умора. Но я, как и инструктировал меня Валентин Георгиевич, представила себе, что нахожусь на приеме у врача…
Потом взгляд ее погрустнел. У женщин бывает такая реакция на алкоголь — сначала смеются, а потом почему-то собираются плакать.
— Я только не поняла, при чем здесь маньяк.
— Когда ты зашла в подъезд к Храмову, я почему-то подумала, что ты оттуда уже не выйдешь.
— Почему?
— Потому что твой приятель Храмов находился в вечер убийства девушки в филармонии…
— Я ничего не слышала. А что случилось?
Я рассказала.
— Но Валентин Георгиевич здесь ни при чем. Правда, он мог что-нибудь заметить.
— Понимаешь, — сказала я, закуривая сигарету, — я его видела. И в филармонии тоже была в тот вечер. Храмов подходит по комплекции… Человек, который сбил меня с ног, тоже был таким высоким и крепким… Зрителей было очень мало, все были как на ладони. Теперь ты понимаешь, почему я подумала про Храмова?
— Но это не он. У него и так женщин хватает. Кроме того, он носит светлые вещи… На них обязательно остались бы следы крови. Ведь, судя по тому, что ты сейчас рассказала — уф! даже мороз по коже! — там вообще все было забрызгано кровью.
За время нашего общения щеки Люды порозовели. Она успокоилась и даже похорошела.
— Заходи, — сказала она мне на прощание. — Знаешь, если бы мне кто-нибудь сказал о том, что со мной произойдет такое, — ни за что бы не поверила. Мало того, что отдалась какому-то толстому рыжему мужику, так еще разоткровенничалась с совершенно незнакомым мне человеком. Но в тебе есть что-то такое, что заставляет по-другому смотреть на вещи… Ты обаятельная, с тобой хочется говорить, советоваться…
Я понимала, конечно, что все дело в выпитом коньяке, который она наверняка купила вчера вечером, чтобы как следует приготовиться к «мероприятию». Люда, по-моему, раньше и спиртного-то в рот не брала. А вот сегодня решила раз и навсегда покончить и с девственностью, и с трезвым образом жизни.
— Заходи, — повторила она, когда я стояла уже в подъезде, — по вечерам я дома.
— Добрый вечер, — раздалось у меня за спиной. Я повернула голову. Храмов, собственной персоной! Только этого мне и не хватало.
— Подождите, куда же вы? — крикнул он мне вслед, потому что я, увидев его, ринулась вниз по лестнице. Что ему надо было от этой девушки? Свои проценты он получил. Навряд ли он пришел извиняться за то, что заплатил ей вдвое меньше. Дело сделано, расплатились — разбежались. Значит, он пришел по мою душу.