– Госпожа баронесса?
– Я хотела бы взглянуть на место преступления. Скажите, моя гостиная сильно пострадала?
– О, ничуть, сударыня!
И, перебрасываясь репликами, хозяйка дома и управляющий ушли.
– Поразительная особа, – пробормотал Ободовский как бы себе под нос, но достаточно громко, чтобы его услышали все. – Убили человека, а ее волнует, не пострадала ли ее гостиная…
Все думали примерно так же, как и он, но так как по разным причинам актер был не по душе остальным присутствующим, они дружно сделали вид, что ничего не слышали, и, храня враждебное молчание, вернулись на свои места за столом. Павел поднял и поставил опрокинутый стул, а Колбасин вызвал Дуняшу, чтобы она вытерла разлившуюся воду из вазы.
Пока четверо человек в столовой пытались делать вид, что их интересует только завтрак, Амалия возле дверей гостиной разговаривала с полицейским, которого Иван Иванович оставил охранять место преступления. Тело уже увезли в Д., ближайший к «Кувшинкам» уездный город. По правде говоря, место преступления следователь уже успел как следует изучить, а полицейского он оставил, полагая, что его присутствие в доме удержит Анатолия Петровича от попытки свести счеты со своим соперником. Как видим, план Игнатова успеха не имел, потому что полицейский воспринял задание буквально и не интересовался больше ничем, что происходило в доме. Даже хозяйку усадьбы он согласился пропустить в комнату после долгих уговоров.
– Мне велели стеречь, ну, я и стерегу. А то потом скажут: кто виноват? И на меня-то и укажут. А я что ж? Наше дело маленькое…
Его усердие было таково, что он зашел в гостиную следом за Амалией и управляющим и, надсадно дыша, стал в дверях.
– Это окно было открыто? – спросила Амалия, оборачиваясь к Францу Густавовичу и безошибочно указывая именно на то из трех окон, которое он нашел распахнутым в день преступления.
– Да, госпожа баронесса, – ответил управляющий, почтительно кашлянув. – Также все двери были незаперты, как обычно…
Амалия стояла, осматриваясь. Выражения ее лица Франц Густавович не понимал.
– Я полагаю, – заметил он вполголоса, – что вы захотите нанять нового управляющего…
– С какой стати?
Тут, признаться, Франц Густавович изумился. С его точки зрения, он не оправдал надежд, проштрафился и вообще внутренне был готов к резкому выговору со стороны хозяйки, после которого ему наверняка указали бы на дверь. Но Амалия вела себя так, словно все происходящее не было следствием его, Юнге, чудовищной ошибки и вообще – он совершенно ни в чем не был виноват.
– Меня вполне устраивает, как вы справляетесь со своими обязанностями, – добавила Амалия, поворачиваясь к своему собеседнику. – То, что произошло, – конечно, трагедия, но я не вижу причин, которые…
Она недоговорила фразу, оглядывая старинную мебель, ковер на полу, кресло, которое со вчерашнего дня оставалось на прежнем месте.
– Ужасная история, – сказал Франц Густавович, чтобы хоть что-то сказать.
По правде говоря, он был ужасно рад, что его оставляют в должности, но, как человек воспитанный, предпочитал свои эмоции держать при себе.
– На диване не хватает одной подушки, кажется? – спросила Амалия, кивая на небольшой диванчик в нескольких шагах от них.
– Нет, – твердо ответил управляющий, – все подушки на месте.
– А в соседних комнатах?
Франц Густавович поклонился и вышел, чтобы проверить. Полицейский, стоявший в дверях, шумно вздохнул.
– Вы были тут всю ночь? – спросила Амалия, поворачиваясь к нему.
– Где ж мне еще быть, – уныло пробубнил тот. – Иван Иванович велел глаз не спускать, ну, я и не спускал. Хотя хуже нет находиться там, где нашли покойника.
– Вы о призраках? – равнодушно спросила Амалия.
– Конечно. О ком же еще! Но она сюда не пришла. Она у себя ночью ходила.
– Простите? – насторожилась Амалия.
Полицейский со значением показал пальцем на комнату над ними.
– Там спальня ейная. Ночью она там бродила, хотите верьте, хотите нет.
– С чего вы взяли?
– С того, что слышал шаги. И половицы поскрипывали. В самую полночь, понимаете? Это она и была.
– Вы не выходили посмотреть?
– Я? Да Господь с вами! От таких встреч ничего хорошего не будет.
И он посторонился, пропуская вернувшегося управляющего.
– Одной подушки нет на месте, – доложил Франц Густавович.
– Где?
– В комнате за этой дверью. – Управляющий показал на вторую дверь, которая оставалась запертой со вчерашнего дня. – Странно, кому она могла понадобиться? Ведь подушка была совсем маленькая…
– Идемте, вы мне покажете, – распорядилась Амалия. – Лучше отоприте дверь, если ключ у вас. Я хочу понять, откуда убийца пришел.
– А меня же потом и обвинят, – печально сказал полицейский, видя, как управляющий не без труда отмыкает ключом запертую дверь.
– Мы закроем ее с той стороны, – успокоила его Амалия. – И все станет, как было.
…Это была маленькая комната, даже не имевшая в доме особого названия. Два шкафа с книгами, глобус, диван, столик, пара кресел. Обычно на диване лежали две небольшие подушки, но теперь одна исчезла.
– Ума не приложу, куда она могла деться, – со смущением признался Франц Густавович. – Я же видел ее здесь вчера утром…
– Полагаю, на этот вопрос сможет ответить только убийца, – вздохнула Амалия. – В суматохе никто не заметил пропажи, а потом у него было достаточно времени, чтобы избавиться от улики. Но сейчас, по правде говоря, меня больше всего беспокоят шаги. – Она недовольно покачала головой. – Знаете что, Франц Густавович, пошлите, пожалуй, за следователем. Мне с ним надо будет кое-что обсудить.
Тут, пожалуй, самое время сделать небольшое отступление и вернуться на несколько часов назад. Рано утром, когда следователь Игнатов только поднялся с постели в своем маленьком уютном домике, во входную дверь энергично постучали, и вскоре слуга доложил, что следователя хочет видеть товарищ прокурора Николай Афанасьевич Желтков, причем он явился не один.
– С ним незнакомая дама, которая тоже настаивает на том, чтобы вы немедленно ее приняли, – добавил слуга.
Иван Иванович изумился. Товарища прокурора он знал хорошо и знал, что пунктуальный Николай Афанасьевич отводил работе ровно столько, сколько требовалось – не больше и не меньше. Не в его привычках было засиживаться допоздна, и уж точно не в его привычках было являться к следователю в восьмом часу утра, да еще в сопровождении дамы.
Усилием воли отогнав совершенно излишние в данном случае подозрения (все знали, что Желтков был давно и счастливо женат и никогда не пытался искать добавочного счастья на стороне), Иван Иванович наскоро привел себя в порядок и вышел в гостиную. С первого же взгляда он заметил, что Николай Афанасьевич не то чтобы озадачен, но явно находится не в своей тарелке, чего никак нельзя было сказать о незнакомке, которая стояла возле комода и разглядывала фотографические карточки родителей, братьев и сестер Игнатова, заключенные в массивные рамки.