– Нет, за эти два года, когда у нас учился Ляшенко, никаких откровенно лидирующих хулиганов я не припомню. Разгильдяи и оболтусы – это да, таких сколько угодно, но чтобы заводилы, чтобы в преступный мир прямо с нашей скамьи…
– Да что вы!.. – не выдержал Гуров, но быстро взял себя в руки. – Вы не поняли. Нам не обязательно рассказывать только про хулиганов. Лидером мог быть и вполне приличный парень, которого уважали другие ребята. Допустим, он был умнее, многое умел. Например, красиво танцевал, увлекался чем-то, достиг в этом деле каких-то высот. Ему завидовали многие.
Эллада Юрьевна тут же обрадовалась и затараторила:
– Таких у нас тоже много. Мы же старое заведение, существовали еще при заводе. В годы, когда учился Ляшенко?.. Да, был хороший парень у нас, правда, в коммерческой группе, Леша Кондратьев. Нас тогда использовали как пилотную площадку для обкатки специальности «бригадир строительной и отделочной бригады». Там учили организации работы, давали немного бухгалтерии, сметное дело, учет, нормы.
– Про Лешу, пожалуйста, – напомнил Крячко.
Эллада Юрьевна, демонстрируя полное непонимание того, зачем сыщикам это нужно, велела принести дела коммерческой группы номер такой-то за такой-то год и личное дело Алексея Кондратьева. Пока ждали документы, Эллада Юрьевна что-то вспомнила, извинилась, подошла к остекленному шкафу и принялась рыться среди папок.
Она вернулась к гостям с фотоальбомом и заявила:
– Вот посмотрите-ка. Это праздник, на котором выступала наша художественная самодеятельность. Вот ансамбль народного танца, а это Вика Панкратова с частушками. Вы посмотрите, как схвачены лица, сколько личности, души. Она же не голосом поет, а всем существом. А вот дуэт был хороший: Паша Лисовский и Катя Орлова. Он аккомпанировал на гитаре, и они пели романсы.
– Простите, а какое это имеет отношение к нашим делам? – спросил Гуров, хотя уже и так все понял.
– Как? Это же Леша Кондратьев фотографировал.
Гуров рассматривал фотографии. Да, ансамбль русского народного танца снят чуть снизу и сбоку. Разлет платьев, перестук красных сапожек. Это как шампанское веером! И частушечница Вика получилась здорово. Завуч точно заметила, что поет она не голосом. Вон каким задором полыхают глаза. Вроде бы схвачена исполнительница по плечи, но получилось, что ее глаза во весь снимок. А парень-то талант!
Гуров протянул снимки Крячко.
– Смотри Станислав Васильевич! Верно говорится, что талантливые люди талантливы во всем.
– А я вам о чем? – обрадовалась Эллада Юрьевна. – А вы говорите, что у нас только воры и бандиты выходят. Вон какие славные ребята!
– Мы такое говорили? – опешил Гуров.
Тут вошла секретарша, которая принесла личное дело Алексея Кондратьева. Гуров раскрыл папку и первым делом посмотрел на фото. Хорошее лицо, уверенное, независимое. С хитринкой в глазах, но это он мог играть на публику, когда фотографировался. Крепкая шея, хороший рот. Не маленький, как куриная гузка, не узкая щель, а хороший, теплый, даже добрый рот. Да, парень, если это ты, то сложно у тебя на душе, попал ты в историю.
А ведь тебе там не выжить! Не та это среда, чтобы тебе, такому таланту, настоящему артисту уцелеть. Там с хрипом бьют грязным сапогом под дых и смачно харкают на твое распростертое избитое тело. А ты вон талантливый фотохудожник. Зря ты, парень, пошел по этой дорожке!
Лешка Кондратьев сидел на веранде и теребил в руках кусок бечевки. Он то скручивал ее в кольцо, то вязал какие-то замысловатые узлы. Санек возился на даче, доставал из шкафа высокие стаканы, а из холодильника – пиво.
– На! – Он поставил на стол две жестяные банки. – Орешков нет.
– Черт с ними, – буркнул Кондратьев, открывая банку и наклоняясь вперед, чтобы не облить штаны. – Давай хоть пивом помянем Вовчика!
– Давай. Парень он был неплохой, только тараканов в голове у него водилось многовато.
Они приложились каждый к своей банке, довольно выдохнули, вытерли рты тыльной стороной ладони. В саду пели птицы. Солнце поднималось все выше, скоро обещало зависнуть в зените и опять обжечь жаром все под собой. Но на веранде дачи было пока прохладно. Откуда-то дул приятный ветерок, забиравшийся даже под потные рубашки.
– Так кто его?.. – спросил Санек. – Ты не смог выяснить?
– Пока нет. Да и не у кого. Ты думаешь, что у меня в тех кругах море знакомых? Нет, раз-два и обчелся. Никого не могу найти. Ты знаешь, у меня такое ощущение, что его просто ограбили. Кто-то догадался или увидел краем глаза, что у Вована полна сумка денег. Вот и грабанули в тихом месте.
– Теперь искать будут тебя по твоей сумке.
– А кто знает, что она моя? Я с ней уже тысячу лет никуда не ходил. Она давным-давно дома лежала.
– Эй! – раздалось со стороны калитки. – Вы тут?
– Макс приехал, – констатировал Лешка. – Была у меня мысль завязывать все наши дела в этом составе. Ребята ненадежные, как выяснилось. При первом же проколе началась буза. Чего его принесло?
– Тебя искал. Он звонил, спросил, где ты.
– И чего я ему понадобился? – недовольно спросил Лешка.
Макс быстро шагал по дорожке, нагибаясь под тяжелыми ветвями старых яблонь и перепрыгивая через шланги. Он суетливо оглядывался по сторонам, дергал шеей и весь был как на шарнирах.
– Вот они. Здорово! – выпалил Макс и с вожделением посмотрел на пиво в руке Кондратьева.
Лешка снисходительно протянул ему банку. Макс пил жадно и долго, опустошил банку, покрутил ее в руках, поставил на край стола и вытер рот.
– Про Вована слыхали? – Макс полез по карманам искать сигареты и зажигалку.
– Слыхали, – ответил Санек, положив подбородок на кулаки. – И что?
– Как это что? – Макс перешел чуть ли не на визг. – Вована убили! У него бабла при себе было!.. Он все деньги в твоей сумке увез, Конрад!
– Макс, мы пока ничего толком не знаем, – тихо сказал Лешка. – Что ты паникуешь! Там могло случиться все, что угодно.
– А с какого лешего ты так легко отказался от своей доли и нам с Вованом все отдал? Пол-лимона на дороге не валяются. А может, это ты его, а, Конрад?
– Что ты мелешь? – проворчал Санек и сменил позу.
Он откинулся на спинку плетеного стула и с презрением посмотрел на Макса.
– Вот так, да? – с сожалением проговорил Лешка. – Вот ты обо мне как думаешь. По себе меряешь, что ли? Эх ты!
Чувствовалось, что слова застряли у Лешки в горле. Он только морщился и играл скулами, но найти подходящих фраз никак не мог. В голове крутился один только отборный мат.
Но Макс расценил его состояние совсем иначе. Он вдруг попятился назад и зло заблестел прищуренными глазками. Почти пол-литра пива, выпитого на голодный желудок в один присест, сделали свое дело. В голове шумело, весь мир сползал на сторону.