А теперь появился любимый человек.
Заснуть не получалось и не из-за того, что девушка принялась размышлять о совместной жизни с Денисом или о том, как будет выстраивать с ним отношения. Хотя, конечно, подумать нужно, ибо став ее другом, парень автоматически тоже превратился в мишень.
И все же дело было в другом.
Таня легко поднялась и опустила босые ноги на пол. Затем, накинув халат, вышла из спальни и оказалась в узком коридоре. Миновала зал, кухню, приблизилась к другой комнате.
Дверь в нее была металлическая, закрытая на кодовый замок. Девушка ввела семизначную комбинацию цифр, и створка беззвучно открылась. Татьяна прошла в помещение, которое когда-то служило кладовкой и по этой причине не имело окон.
Комната больше походила на кабинет — здесь имелся письменный стол с двумя компьютерами, стационарным и портативным, вдоль одной стены стояли полки, на которых покоилась масса толстенных пронумерованных папок, а на противоположной висело нечто, напоминавшее затейливый постмодернистский шедевр.
Но это была не картина, а схема. Таня подошла к ней, взяла из коробочки, стоявшей на письменном столе, крошечный пластмассовый флажок с заостренным концом и воткнула его в одну из цветных линий, которая была частью схемы.
Если присмотреться, то в центре схемы можно было распознать фотографию, запечатлевшую Леонида Григорьевича Чехарского. Именно от нее исходили все лучи, линии и кривые, которые, соединяясь с другими центрами, образовывали причудливый узор.
Другой флажок девушка воткнула в уже имевшеюся на стенде надпись «Мосгорпрокуратура». А затем, взяв ручку, приписала: «Лев Геннадьевич Смирнов». Фотографии Смирнова у нее еще не имелось, однако снимок легко можно будет взять с сайта Московской городской прокуратуры и присоединить к коллекции.
Таня опустилась в кресло и включила оба компьютера. Пока те грузились, закрыла глаза, все еще видя перед собой схему, которую сама и составляла в течение многих лет, зная наизусть каждый штрих.
Потом вновь взглянула на своеобразный стенд. Лучи, линии и кривая на нем означали зафиксированные ею контакты, как деловые, так и криминальные, дяди Лени Чеха. Она не сомневалась: ее досье на бизнесмена и, по совместительству бандита Чехарского, гораздо более полное, чем то, что имелось в распоряжении любой из отечественных или заграничных спецслужб. В конце концов, не даром же последние одиннадцать лет она стремилась только к одному — покарать человека, лишившего ее семьи.
Но что значит покарать? Убить? Нет, конечно. Ведь тогда она встала бы на один с ним уровень. Хотя когда-то, в самом деле, в начале своего пути, Таня хотела ликвидировать его — так же, как он ликвидировал всех ее родных. Однако потом мстительница изменила свою точку зрения.
Покарать значило теперь для нее это сделать так, чтобы убийца оказался в тюрьме, причем не на какой-то смешной срок, а пожизненно. То, что на смертную казнь объявлен мораторий, Таню вовсе не расстраивало. Ибо смертная казнь была бы слишком легким наказанием дяде Лене Чеху за все, что тот причинил ей и многим другим.
К своей цели она шла долгие одиннадцать лет, и сейчас ее мечта близка к осуществлению! Однако процесс, похоже, может развалиться, а бандит Чехарский оказаться на свободе. Этого допустить никак нельзя!
Татьяна просмотрела два электронных почтовых ящика, отыскала кое-что в Интернете, сохранила информацию на ноутбуке, а затем снова подошла к схеме. Сбоку нарисовала небольшой овал, внутри которого поставила две синие точки. Это изображение символизировало того самого синеглазого молодого мужчину, с которым сегодня столкнулась. Предстояло выяснить, кто он и каким именно образом связан с дядей Леней Чехом. И как его можно использовать для того, чтобы нанести удар по врагу.
Почувствовав усталость, девушка опустилась в кресло и задумчиво обвела взором свою тайную комнату. Вот из этого и состояла ее жизнь! Иногда — только иногда! — она чувствовала себя ужасно одинокой. И отчасти даже страшилась того момента, когда расправится с дядей Леней. Ибо тогда смысл ее жизни исчезнет. Но так не должно быть, чтобы смыслом жизни человека становилась месть криминальному авторитету.
А вышло, что именно так получалось с ее жизнью. Конечно, это неправильно. Однако она дала себе слово добиться поставленной цели. И добьется своего!
Ничего, решила сейчас Татьяна, потом, когда цель будет достигнута, когда все завершится, и дядя Леня Чех получит то, что заслужил, уже можно будет подумать о новой, совершенно новой жизни. Правда, какой бывает другая жизнь, она не имела понятия.
Возможно, частью ее станет Денис…
Девушка снова закрыла глаза, сжав рукой медальон, висевший у нее на шее. Ведь именно он спас ее, вернее, сыграл важную роль в спасении тогда, одиннадцать лет назад…
О том, что своим спасением она обязана медальону Клементины, Таня узнала намного позднее. Потому что после того, как ощутила ужасную боль в груди и раскрыла рот, в результате чего в горло ей устремилась вода, она потеряла сознание.
Нет, это не была тьма, это было просто ничто, ее поглотило небытие. Никаких встреч с ангелами, никакого туннеля, сотканного из света, никаких фигур покойных родственников и никакого ощущения полного покоя и необычайного счастья. Она ушла в никуда — и наверняка не вернулась бы, если бы не медальон, в который и угодила пуля, предназначавшая ей. Ибо если бы эти девять граммов свинца попали в грудь, Таня наверняка умерла бы от кровотечения, поскольку находилась посередине довольно большой и стремительной реки…
Но, уйдя в никуда, она все же вернулась. Открыла глаза — и увидела над собой небо, нависшее над ней так низко, что стало страшно. Небо было мрачное, коричневое с черными разводами, внушавшее трепет. Таня не помнила, сколько времени ей понадобилось, чтобы понять: это никакое не небо, а прокопченный деревянный потолок избушки. Она попыталась пошевелиться и приподняться, но ничего не вышло: тело ей не подчинялось. С большим трудом пошевелив потрескавшимися губами, девочка издала тихий стон.
Около нее кто-то зашевелился, и она разглядела доброе морщинистое лицо в цветастом платке.
— Иваныч, смотри, она оклемалась наконец! А ты, дурень такой, твердил, что не жилица. Я же говорила, раз после всего, что с ней случилось, девочка еще дышит, то теперь уж точно не помрет!
Голос у ее спасительницы был мягкий, певучий.
Затем над Таней возникло другое лицо — заросшее густой седой бородой и гладкой, как коленка, головой.
— Евсеевна, и точно, оклемалась. Ну, я так и знал, что на ведьме женился. Вся в свою бабку покойную. Ты ж ее прямо с того света вытащила!
— Ерунды не городи, Иваныч, — заметила строго спасительница. — Никакая я не ведьма. И бабку мою, царство ей небесное, не трогай. Никакой ведьмой она не была, а была человеком ученым, в травах разбиралась. Чему бабушка меня научила, то я и применяю. Да только куда мне до нее. Ладно, хватит лясы точить, надо приготовить больной целебный настой.