— Я не знаю. Вика такая дурочка! — растерянно ответил Стас. — Уверен, ей просто заморочили голову. Если она вообще виновата и знала хоть что-нибудь. А скорее всего. Вику убили просто заодно с Воробьевым.
— Почему? Если, например, она узнала, кто такая вторая любовница Воробьева, то тоже попала в категорию неудобных свидетелей.
— Убито слишком много людей! Слишком много, — говорил Стас, разрывая упаковку сигаретной пачки и отшвыривая ее прямо на Таганова, которого он, кажется, даже не замечал. Создавалось впечатление, что он беседует сам с собой. — Что может потянуть за собой столько убийств?
Только потрясающая жестокость или потрясающая трусость.
— Убийца закусил удила. Он идет по трупам к цели, которой, кажется, уже не существует. Чем сильнее его желание остаться безнаказанным, тем больше следов он оставляет после себя. Мы его найдем очень скоро, Стас.
— Надо охранять Настю, — встрепенулся тот. — Послать на улицу Яблочкова людей. — Он схватил Таганова за руку. — Как ты думаешь, Пучков согласится потратиться?
— Конечно, согласится. Ведь Руслан Фадеев жив, по-прежнему кредитоспособен и по-прежнему напуган до смерти.
Появившийся Пучков, словно прочитав их мысли, заявил:
— Я отправил людей охранять Фадеева и Шорохову.
Дело зашло слишком далеко. Мы сидим в глубокой луже, ребята.
Шеф похлопал Стаса по плечу, пробормотал, что он сожалеет, и начал заталкивать его в машину.
— Я сам поведу. Поедем в офис, там решим, что делать.
Показания, протоколы — все это потом, позже. Сейчас надо как-то изловчиться и понять, какая сволочь все это проделывает.
Оповещенная по телефону о случившемся, Вероника Матвеевна сразу же подошла к Стасу со словами сочувствия. Пусть она не любила Вику, Стаса ей было чертовски жаль. Только что он пережил измену жены, и вот ее едва не убили!
Вероника Матвеевна, не знавшая иных рецептов поддержания духа, поднесла Стасу чашку горячего кофе. Он тут же отхлебнул большой глоток, нимало не заботясь о том, что может обжечься.
— Некогда скорбеть, — прошипел Пучков в лицо Таганову, которого он за локоть притянул к себе. — И Стас нам нужен, как воздух. Необходимо вывести его из состояния прострации и как-то разозлить, что ли.
— Ему нужно немного прийти в себя.
— Может, мне нужно было ехать в больницу? — вслух спросил Стас непонятно кого.
— И что ты там будешь делать? — немедленно возразила Вероника Матвеевна. — Сидеть в коридоре и тосковать?
Нет, Стас, гораздо важнее сейчас отыскать убийцу.
— Тогда я поеду к Никите Прохорову, — решил тот. — Перепроверю алиби Светланы. Если в нем есть какой-то изъян, я его найду.
— Флаг тебе в руки, — напутствовал его Таганов.
Стас вышел из офиса, засунул руки в карманы и немного постоял на тротуаре, собираясь с мыслями. В нем начинала созревать злость, рождая лихорадочную жажду действий. Немедленных и беспощадных.
— Пожалуй, Стасу сегодня не стоит разговаривать с людьми, — осторожно заметила Вероника Матвеевна после его ухода. — Он наломает дров.
— Бессонов? Никогда, — возразил Пучков. — Наоборот, у него сейчас обострены все инстинкты.
— Кстати, он что-то говорил насчет нового свидетеля.
— Какого это?
— Мальчика-инвалида, который из своего окна наблюдал за преступлением, — неуверенно сказала Вероника Матвеевна. — Вы что, ничего не знаете?
— Абсолютно. Какой еще, к чертям собачьим, мальчик?! И за каким именно преступлением он наблюдал?
— Стас советовался с Фокиным. Я имею в виду старшего Фокина, психолога. Спрашивал, можно ли верить ребенку, который долгое время молчал, а потом вдруг начал выдавать подробности давнишней драмы, разыгравшейся у него на глазах.
— Послушайте, он что, водит нас за нос? — проворчал Пучков. — Он раздобыл какого-то мальчика, а нам ни слова не сказал. Разве мы не в одной упряжке? Что это за детские порывы действовать в одиночку?
— Я не знаю, — пожала плечами Вероника Матвеевна.
— Ты что-нибудь слышал про мальчика? — обернулся шеф к Таганову.
— Не-а, — покачал головой тот. — Сейчас позвоню Стасу на мобильный. Наверное, он просто забыл нам рассказать.
— Забыл он, как же, — Пучков уже сам набирал номер Стаса. — Можно, наконец, понять, что нынешнее дело чревато всяческими неприятностями? И даже более того…
Ну, вот! — он досадливо отбросил телефонную трубку. — Аппарат абонента выключен. Зачем, спрашивается, я трачусь на всю эту хрень? Чтобы вы разъезжали по Москве с выключенными телефонами?
— Когда Стас хочет подумать, он всегда так делает, — робко сказала Вероника Матвеевна.
— Да, но что это за мальчик? — никак не мог успокоиться Пучков. — Впрочем, ладно. Может быть, этот свидетель совершенно ненадежный.
— Допускаю, что ребенок видел человека с рыжей бородой и в квадратных очках, — подал мысль Таганов.
— Так или иначе, придется ждать, пока Стас включит свой телефон, — вздохнул Пучков. — А пока займемся делами. Я отправлюсь в больницу к Фадееву, а ты, Саша, поезжай к жене Воробьева.
— Ей сейчас не до меня, — сказал Таганов. — Понимаете, в каком она состоянии?
— У нас нет возможности проявлять такт! — резко ответил Пучков. — Того и гляди, еще кого-нибудь ухлопают.
Придется работать по жесткой схеме, ничего не попишешь.
* * *
— Алиби! Даже забавно слушать! — Никита Прохоров отправил в рот очередной эклер.
Он был высокий и полный, с приятным домашним лицом, сдобренным двумя ямочками на щеках. Он был медлительным и, когда говорил, плавно двигал руками, словно сам себе дирижировал. Встретил он Стаса весьма доброжелательно, но потом сыщик его разозлил.
— Моей Светке потребовалось алиби?! — не мог успокоиться Никита.
Стас, под завязку наполненный пирожными, которые он ел механически и не замечая вкуса, немедленно возразил:
— Это закон жанра. У всех должно быть алиби.
— У всех подозреваемых! — Прохоров поднял палец.
— Каждый, кто знает о фамильном проклятии Анастасии Шороховой, автоматически становится подозреваемым.
— Че-пу-ха.
— Тем не менее ваш телевизор в тот вечер не включался, а на следующий день чудесным образом заработал.
— Думаете, это моя жена сломала телевизор? А потом сама же его починила? С какой же целью?
— Чтобы вы не могли точно сказать, во сколько она вернулась домой. По программе передач легко сориентироваться.