— И зачем было сдерживаться?
Тед выглядел озадаченным.
— А что, не надо было?
— Честное слово, не знаю. Ну почему ты хотя бы не попытался?
Тед отвел взгляд, словно решал, стоит ли говорить правду или нет. Наконец он принял решение:
— Потому что мне казалось, я хочу тебя только как женщину, а ты заслуживала большего.
Элизабет отвернулась. Его грубая откровенность оскорбила ее.
— Почему же ты тогда пришел на следующий день в магазин?
— Потому что не смог устоять перед искушением. Искушением увидеть тебя при дневном свете и убедиться, что ты мне не приснилась.
Он наклонился и поцеловал ее в губы.
— Нет, не приснилась, — тихо повторил он.
Еще раз поцеловав Элизабет, Тед сказал:
— Итак я появился в магазине, зная, что хочу тебя, но я не был уверен, что и ты испытываешь ко мне те же чувства. Вот и решил прощупать тебя на предмет ревности.
— Ты поступил мерзко, отвратительно!
— Как бы там ни было, мой метод сработал, — загадочно улыбаясь, ответил он. — Ты не согласна?
Элизабет плотно сжала губы, отказываясь отвечать.
— Ну ладно, считай, что мы квиты. И ты мне устроила веселый вечерок, когда пошла на свидание с этим Адамом Кавано. Признайся, вернувшись со свидания, ты специально дразнила меня, заставляя ревновать. Что, разве не так?
— Чуть-чуть. Я была обижена. По-моему, с твоей стороны было настоящим свинством явиться ко мне в магазин, чтобы купить скандальное неглиже для своей возлюбленной.
— Возлюбленной…
Тед усмехнулся, повторив это старомодное слово. Редко кому пришло бы в голову употребить его в наше время.
— Пожалуйста, в любое время можешь надеть свой «Тедди» и чулки. Они все еще завернуты в ту самую розовую бумагу, хотя пару раз я вынимал их из упаковки и играл с ними.
— Какое извращение!..
— Может быть. Я представлял твою грудь, заполнившую кружевные чашечки, твои соски, упиравшиеся в кружева…
Он целовал ее долго, рука его легла на талию, затем опустилась на живот. Он медленно накрыл ладонью темнеющий треугольник. Элизабет покраснела от смущения, когда он, перестав целовать ее, перевел взгляд туда, куда погрузились пальцы.
— Как мягко и приятно, — прошептал он. И это было только началом.
— Это… ты имел в виду… когда вешал… гамак… сюда?
— А ты могла бы придумать ему лучшее применение?
Элизабет вздохнула:
— Нет, пожалуй.
Полчаса назад Тед попросил:
— Проводи меня домой.
Элизабет подумала было, что он спятил, но, поскольку ей не хотелось, чтобы эта ночь кончалась, приняла предложение. Она накинула рубашку, он надел джинсы на голое тело, а остальную одежду взял с собой. Тихо, крадучись, чтобы не разбудить детей, они выбрались из дома. Элизабет раньше не замечала, как предательски громко скрипит дверь. Оба в испуге замерли, услышав этот противный звук. Тишина… Никто не проснулся. Переглянувшись, словно нашкодившие дети, они засмеялись и спустились с крыльца.
Наслаждаясь забытым чувством, радуясь возможности вновь ощутить себя непослушными детьми, решившими поиграть во взрослые игры, они на цыпочках пошли по холодной влажной траве к соседнему дому. По дороге они несколько раз останавливались, чтобы поцеловаться. Неслышно открылась калитка, ведущая во двор к Теду. Неожиданно Рэндольф предложил испробовать гамак, который он пару дней назад повесил между деревьями. Элизабет, смеясь и шутливо отталкивая его, сказала, что не желает принимать участие в подобных испытаниях. Пусть, мол, найдет других подопытных. Тед подхватил ее на руки и понес, она смеялась и дрыгала ногами, ругая его на чем свет стоит, нисколько не стесняясь в выражениях. Тед, услышав из ее уст непристойности, только развеселился и, назвав ее самой замечательной женщиной, сотканной из противоречий, чмокнул в нос и с размаху швырнул в гамак.
Теперь они лежали там оба. Они должны были бы замерзнуть, но этого не случилось. Элизабет не замечала прохлады, несмотря на то что длинный подол рубашки задрался выше пояса. Ей не было холодно, потому что Тед был на ней… и в ней.
Как они выяснили, подъем ее ступней точно соответствовал форме его икр. Именно туда она поставила ступни, как только, нащупав пальцами ног землю, толкнула гамак, раскачав его. Гамак раскачивался медленно и неторопливо, вверх-вниз, но эти ленивые движения в тысячи раз усиливали их ощущения.
— Я не знала, что можно… Я хочу сказать, прошло уже… Как ты можешь оставаться…
— Готовым? — спросил он. — Как я могу так долго оставаться готовым?
— Да… — Она застонала оттого, что он проник еще глубже. — Это… это похоже на чудо!
— Не чудо, а грубая реальность, — ответил он с дьявольской сексуальной усмешкой.
Элизабет засмеялась. Он поморщился, как от боли, но это была гримаса удовольствия, вызванного легкой вибрацией ее тела.
— Сколько мы здесь уже? Десять минут? — спросила она.
— Наверное, но это ерунда, — сказал он, целуя ее в губы. — Я оставался готовым почти две недели.
— Что?
— С тех самых пор, как я обнял тебя за талию и снял с того дерева. Голова у меня пошла кругом.
— Я тоже была сама не своя, несмотря на то что ты обращался со мной с уважением соседа к средних лет вдове и совершенно не напоминал человека, который меня сегодня чуть не изнасиловал.
— Признаться честно, я был в ярости. Я ведь не обидел тебя, нет? Не сделал тебе больно?
— Нет, не обидел, — ответила Элизабет, тронутая его волнением. — Я не боялась, что ты сделаешь мне больно. Но я не представляла, что ты можешь быть таким агрессивным.
— Я стал таким только потому, что меня спровоцировали.
— Так что же тебя так спровоцировало и почему ты напился?
— Пойми, я не мог вынести мысли, что ты занимаешься любовью с Кавано! С кем-нибудь, кроме меня…
Его честность обезоруживала.
— Ты всегда такой откровенный?
— К несчастью.
— Я рада, что ты не играешь в игры. Мне нравится прямой подход к делу.
Глаза его потемнели.
— Правда?
— Правда.
— Итак, если мне чего-то хочется, — сказал он хрипло, — ты бы предпочла, чтобы я прямо попросил тебя об этом, вместо того чтобы ходить вокруг да около?
Тед коснулся губами ее губ.
Сердце Элизабет забилось в бешеном ритме.
— Да, — чуть слышно произнесла она.
— Опусти вырез своей рубашки.
Она поколебалась, затем подняла руку к кружевному эластичному краю. Грудь ее, сливочно-белая и полная, открывалась постепенно, выпирая из стянутого резинкой кружева, обнажаясь по мере того, как она оттягивала ворот вниз, медленно и обольстительно. Тед простонал, когда кружево, скользнув по соску, зацепилось за него. Наконец вся грудь оголилась, и Элизабет отпустила было руку, но Тед успел задержать ее.