– Я вообще-то в гостиной накрыла, – странным голосом проговорила мама.
Мне показалось, что ее знобит.
Я развернулась и отправилась в гостиную.
– А у нас чего? Праздник сегодня? Чего в гостиной?
– У нас гости, Майя! Вернее, гость. И я хочу тебя с ним познакомить.
– А-а-а-а. Ну давай.
Я очень сильно хотела есть. Аж живот сводило. Нервы-с…
В гостиной действительно оказался гость. В гостиной – гость. Все, как положено. Красивый подтянутый мужчина, показавшийся мне очень знакомым. Где-то я его видела, явно. Актер, что ли, какой? Откуда взялся? И мать трясется… Может, любовь у них? То-то она так цветет в последнее время. Однако чувство голода перекрывало все – даже вполне естественное женское любопытство.
– Маечка, знакомься, это Андрей Борисович!
Я кивнула, жадно глядя на прекрасно сервированный стол.
– Очень приятно.
– А это вот, Андрей… Борисович, это Майя. Дочь.
Андрей Борисович смотрел на меня внимательно, не отрывая глаз, и улыбался чарующей улыбкой.
– Где-то я вас видела, – сказала я красавцу-мужчине. – Могло такое быть?
– Не думаю. Не могло, – улыбался мне явно знакомый человек.
– Ма-ам! Пожалуйста! Давайте сядем за стол уже, а? Я правда очень-очень-очень есть хочу. Даже уже не есть. Жрать!
На еду я набросилась, не соблюдая церемоний. Мама с ее знакомым ничего не ели. Сидели и смотрели на меня, как я набиваю рот настоящими домашними шедеврами русской кухни.
– Как вкусненько все! Когда ты успела, мамуль?
– Вот – успела. Ты ешь, ешь. Сама себе не готовишь?
– Готовлю. Только не такое. А сегодня вообще почти не поела. Забыла. То да се…
Впрочем, я, кажется, наелась по-настоящему. То есть – объелась. Или, точнее, обожралась.
– А вы что-то и не притронулись, – благодушно кивнула я в сторону салатных мисок и подносов.
– Мы… потом, Маечка, – вздохнула мама.
– Когда потом, ма? Когда я уйду?
– Ну… это не важно. Я тебя пригласила по очень важному делу.
– Да я поняла, что не накормить, – весело укорила я.
Но мама не реагировала на мой юмор. Она явно была настроена на серьез.
– Маечка. Ты взрослая девочка. У тебя взрослый сын, – начала мама.
Тэээк-с. И чего?
– Да, мам, я взрослая девочка. Что происходит-то?
Я видела, что лицо Андрея Борисовича тоже стало напряженным, даже тревожным.
– В общем, мне показалось, что ты должна это узнать и что ты справишься с этим…
Мне стало страшно. Может, речь идет о болезни?
– Мама! Говори. Я справлюсь. Ты только не волнуйся. Если кто-то болен, на ноги поднимем всех – ты же знаешь…
– Нет, Маечка. Все здоровы, к счастью. Просто… Просто…
Мама снова прервалась и беспомощно взглянула на Анатолия Борисовича.
А-а-а-а! Ну, понятно! Пожениться собрались! И чего бояться? Я не собиралась им помогать сформулировать сообщение. Психуют как маленькие, честное слово!
– Просто, Маечка, Андрей Борисович – твой папа, – выдохнула мать.
Я даже сразу не поняла, о чем это она. О том, что я должна считать этого дядьку папой, раз они решили соединить свои судьбы? Обойдутся. Я предательством не увлекаюсь. У меня есть отец. Не важно, что он далеко. Все мы там будем. Но он есть и останется.
– Ты поняла, Маечка? Перед тобой – твой папа.
И вдруг… да… вдруг… Я ужаснулась! До меня дошло, о чем она. Этот… Борисович… он – мой отец. Я рождена от него. Он недаром мне показался знакомым, недаром.
– Посмотри, Маечка: вы с ним – одно лицо, – подтвердила мою невысказанную мысль мама.
– Вы что, совсем офигели тут? – зашептала я севшим от ужаса голосом.
Хотя мне казалось, что я ору.
Самое ужасное, что в лице этого человека явственно проступали черты моего сына. Улыбка. Волосы. Цвет глаз. Лоб. Нос… Так мой сын будет выглядеть через несколько десятков лет. Хорошо будет выглядеть, что уж говорить.
О господи!
– Ты обманула папу? – спросила я с отвращением.
– Нет, что ты! Я никогда не обманывала папу… Анатолия Константиновича… И не подводила, и не предавала. Ты выслушай. Просто выслушай – а дальше уже решай.
Кто-то мне сегодня уже говорил, чтоб выслушала и не мешала… Макс! Как давно это было! В другой жизни. И по какому ерундовому поводу! Ох и худо же мне!
– Мы вместе учились в школе, с первого класса. В старших классах Андрей перевелся в физико-математическую школу. И мы не встречались. А встретились, когда уже учились на первом курсе. Я тогда пошла Новый год в МГУ отмечать. Там был студенческий бал. И Андрей ко мне подбежал… Ну и мы с тех пор не разлучались практически. Договорились пожениться на последнем курсе.
– А потом я случайно вмешалась в ваши благородные планы. Да?
– Нет. Ты не вмешалась. Ты появилась именно потому, что планам нашим не суждено было сбыться.
Мне мешал взгляд чужого человека. Хотя… Мне тоже очень хотелось смотреть на него не отрываясь. Но… нет. Не дождется.
– Потом получилось вот что. У Андрея папа был диссидентом. За права человека боролся… – Тут мама хмыкнула. – Ну и кончилось все тем, что его выдворили из страны. Вызвали, дали паспорт – ему и членам семьи – и велели в течение сорока восьми часов убираться к тем, кому он служит. Я перешла на третий курс. И Андрей тоже. Он не собирался, не хотел уезжать. Понимаешь? Но – все, паспорт выдан. И назад дороги не было. Они не дали бы ему тут жить, учиться, работать. Хорошо еще времена были, когда просто прогоняли. Раньше-то всю семью бы истребили. Андрей прибежал ко мне. Это было в конце лета. Я была одна дома. Родители на даче – урожай собирали. Звали меня, я не поехала. К счастью! Ведь если бы уехала, мы бы даже не попрощались! У нас дома тогда не было телефона.
Он прибежал и сказал мне. И что было делать? Меня бы с ними не пустили. Если б раньше знать, поженились бы… Но это все обрушилось, как стихийное бедствие, как лавина. Мы оба были уверены, что никогда больше друг друга не увидим. Да так бы и было, если бы все тут у нас оставалось по-прежнему. Мы прощались навсегда. И тогда я сказала, что хочу от него ребенка. Так появилась ты. В результате крушения наших благородных планов.
– А мой папа? Он знал, что я… не его дочь? Или ты его обманула? – немыслимые вопросы приходили мне в голову.
– Твой папа… Анатолий Константинович, как тебе известно, был моим научным руководителем – сначала курсовой работы, потом дипломной, а потом кандидатской. Я как раз пришла на кафедру в сентябре. Он меня уже знал. Спрашивала его по теме… Но на душе было… Сказать тоскливо – ничего не сказать. Я чуть не плакала. И мой руководитель меня спросил, что происходит. Вот я ему все и рассказала. Маме своей не рассказала – боялась. А чужому человеку, от которого, кстати, зависела моя судьба (будь на его месте другой, так и вылететь из института могла запросто) – чужому человеку не побоялась рассказать. И про любовь, и про разлуку, и про ребенка.