Я с укором взглянула на него чуть приоткрытым глазом. Что ж, резон в его рассуждениях есть, но мне-то от этого не легче.
В палату зашел мужчина в зеленом халате. Приятным голосом спросил:
— Как самочувствие?
Мне стало смешно. Ну, какое в моей ситуации может быть самочувствие? Паршивое, естественно. Но врачу сдержанно сообщила:
— Думаю, что в пределах нормы.
Он удовлетворенно улыбнулся.
— Правильно. — Повернувшись к Владу, предложил: — Если хотите, можете идти домой.
Влад отрицательно покачал головой, твердо решив поселиться в моей палате навсегда, но я решительно потребовала:
— Не хотите, а идите! Что за манера, помещать с больными совершенно чужих людей!
Врач с недоумением посмотрел на Влада.
— Так это ваша жена или нет?
Тот сердито взмахнул рукой.
— Ну, мы не расписаны, пока. Но исправим это упущение, как только она поправится. Давно надо было пожениться, насколько легче было бы жить!
Я потрясенно пискнула:
— Пожениться? — и тяжело закашлялась.
Врач, смилостивившись, дал мне питье, и я долго с наслаждением пила. После этой приятной процедуры даже упрямое лицо Влада уже не казалось мне таким докучным, и я довольно миролюбиво попросила:
— Иди домой, право слово! Дай мне отдохнуть! Завтра поговорим!
Обиженно поморщившись, Влад сухо бросил мне: «До завтра», будто это я была повинна во всех его грехах, и вышел вместе с врачом. Я попыталась повернуться на правый бок, но в груди снова болезненно кольнуло. Пощупав больное место, обнаружила тугую повязку. Поерзала, пытаясь принять максимально удобное положение. На спине спать было кошмарно неудобно, но поворачиваться я боялась. Пусть от врача и не поступало никаких указаний, но он явно не предполагал, что я буду вертеться, как поджариваемый уж. И то хорошо, что боль в боку из жгуче — болезненной перетекла в просто неприятную. Небо начало потихоньку светлеть, и я, как летучая мышь, дождавшаяся наконец рассвета, тихо задремала.
Проснулась уже под вечер. Долго сонно хлопала ресницами, прежде чем сообразила, где я. Пошатываясь, сходила в туалет. Тело противно чесалось, но принять душ я не решилась. Протерла кожу намоченным в теплой воде полотенцем, и на этом гигиенические процедуры закончила. Выйдя из ванной комнаты, увидела раздосадованного Влада, тигром метавшегося по палате. Завидев меня, он подскочил и крепко обхватил меня за плечи.
— Зачем ты встала? А если бы упала от слабости?
Интересно, он в нормальном состоянии духа когда-нибудь бывает или нет? Не вытерпела и спросила. Он опомнился и уже довольно спокойно сказал:
— В последнее время редко, ты права. Прости меня, и мое настроение вмиг придет в норму, вот увидишь!
Не желая с ним спорить, я прилегла на постель и притворилась, что сплю. Проснулась уже утром. Хорошо же я умею притворяться…
Осторожно осмотрелась. Влада не было видно. Вспомнила о родителях с детьми. Где здесь может быть телефон? Пожалела, что сотового телефона у меня нет. Хотя прежде у меня особой нужды в нем не возникало.
Встала и медленно вышла в коридор. Слегка пошатывало, но бок больше не болел. Похоже, что шатало от голода, ведь я не ела уже несколько суток. Желудок подтвердил сделанные мной выводы длительным продолжительным урчанием. Медсестра, сидевшая в длинном больничном коридоре, при виде меня заполошно вскочила.
— Вам еще рано вставать! — и попыталась перегородить мне дорогу.
Но я, узрев на ее столе вожделенный телефонный аппарат, всё-таки дотянулась до него и позвонила матери. Выслушав ее нескончаемые охи и ахи, с чувством выполненного долга положила трубку. Медсестра немедля отконвоировала меня обратно. Я жалобно взмолилась:
— Я есть хочу! Я пить хочу!
Видимо, это у меня получилось на редкость потешно, потому что она рассмеялась и пообещала:
— Сейчас принесу!
И убежала с легким цокотом каблучков по крашеному деревянному полу. Вернулась минут через пять с подносом, на котором стояла пачка яблочного сока, куриный бульон и странного вида жидкая каша из нескольких сортов круп. Привередничать я не стала и быстренько съела всё, что дали.
Не зная, чем заняться, встала у окна и стала смотреть на улицу. Подъезжали и уезжали машины, это больных навещали родные и близкие. Одна из них показалась мне знакомой, и я заметалась, не желая видеть Влада и выслушивать его побасенки о вечной любви. К счастью, спасение оказалось ближе, чем я думала. В палату зашел давешний врач, увидел меня в прямостоячем положении, обрадовался и пригласил в перевязочную. Я почти неприличным галопом устремилась за ним, стремясь избежать нежеланной встречи. Может, Влад увидит, что меня нет, и уедет?
Перевязка длилась минут пять и, несмотря на мои нелепые попытки задержаться там подольше путем задавания идиотских вопросов, меня выпроводили, намекнув, что у врачей и без меня полно работы. Я уныло поплелась обратно, мечтая, чтобы в моей палате никого не было.
Зайдя, я первым делом огляделась и неожиданно для себя почувствовала горькое разочарование, обнаружив ее пустой. Да что это такое? Когда закончится это раздвоение?
Присела в кресло, в котором так недавно сидел Влад, и из груди сам по себе вырвался печальный вздох. Нет ничего хуже обманутых ожиданий. А я, что греха таить, ждала его, несмотря на все попытки обмануть саму себя.
Вдруг двери отворились, я с яростно забившимся сердцем встрепенулась, и тут же получила противный удар под дых. Это был всего-навсего Михаил с коробкой дорогих конфет.
— Как ты тут оказался?
Он попытался поцеловать меня, но я увернулась, сердито на него глядя. Он тяжко вздохнул и поздоровался:
— Здравствуй, Яна! Я приехал домой…
Я сухо уточнила:
— Ко мне домой?
Он нахмурился и согласился:
— Ну да, к тебе. Там закрыто. Я давай звонить теще, она мне и сказала, что ты больна. Вот я и здесь.
Мне стало очень тревожно. Если сейчас ко мне вздумает прийти Влад, неприятностей не миновать. Взяв коробку, я негостеприимно посоветовала:
— Навестил больную, выполнил гражданский долг и можешь шагать себе дальше.
Михаил сковано сказал:
— Я думал, что ты за это время помягче станешь. — И добавил, по его мнению, сокрушительный аргумент: — Я тебе деньги привез.
Почувствовав сильное головокружение, я обессиленно откинулась на спинку. Приложила руку ко лбу. Он был прохладным, но влажным от выступившей испарины. Слабость донимала. Не в состоянии спорить и что-то отстаивать, негромко попросила:
— Если ты собираешься детям на учебу деньги отложить, съезди к маме. Детские сберкнижки у нее. Положи и свободен.