Объявление гласило:
«Леди и джентльмены с изысканным вкусом!
Вам предоставляется уникальная возможность арендовать великолепный замок с окружающими его угодьями на идиллических холмах Тосканы в стране вечного солнца. Владелец замка, человек безупречного происхождения, чьи предки защищали свою собственность от многочисленных захватчиков еще во времена Медичи, вынужден уехать по делам и сдает внаем свое не имеющее равных жилище на условиях, весьма выгодных для взыскательного любителя путешествий.
Заинтересованные лица могут обратиться за более подробной информацией к его лондонскому агенту».
Берк предложил провести там год. Целый год, посвященный самообразованию и медитации, вдали от отвлекающей внимание светской жизни с ее многочисленными развлечениями. Четыре недели назад Уоллингфорд высмеял предложение друга, едва лишь отделался от потрясения при мысли о том, как подобная идея вообще могла прийти в голову здравомыслящему молодому человеку в полном расцвете сил и инстинктов.
Целый год, свободный от назойливых визитов герцога Олимпия с его бредовыми идеями о невесте и летней свадьбе. Целый год вдали от обвинений Сесилии де ла Фонтен с ее мстительным французским характером.
Год вдали от соблазнов и наводящих скуку обязанностей, накладываемых титулом. В уединенном итальянском замке, где его никто не знает, где никто слыхом не слыхивал о герцоге Уоллингфорде.
Он бросил газету на стопку книг, и верхние тома посыпались на пол. Затем налил себе еще кофе, выпил его одним глотком, едва не опалив горло, и потянулся.
Это как раз то, что ему нужно. Поменять обстановку, уехать из мрачного серого Лондона. Подобное путешествие пойдет ему на пользу. Ведь чувство неудовлетворенности и беспокойства начало преследовать его задолго до нежеланного утреннего визита деда. Задолго до его вчерашней опрометчивой и весьма неразумной выходки.
Целый год рядом с братом и лучшим другом — приличными людьми, чьи умы заняты вовсе не глупостями. Тоскана — земля вечного солнца. Вино в изобилии, сытная еда и симпатичная девушка из соседней деревеньки. Ну или две, раз уж на то пошло.
Ну что может пойти не так?
В тридцати милях южнее Флоренции,
март 1890 года
В пятнадцать лет Абигайль Харвуд стала сиротой и переехала в Лондон к старшей сестре — ослепительной молодой маркизе Морли — и ее дряхлому старому мужу маркизу.
Ей хватило недели, чтобы принять решение не выходить замуж.
— Я никогда не выйду замуж, — сказала Абигайль молодому конюху, помогая ему вытирать взмокшую спину лошади. — Но я совсем не прочь завести любовника. Мне недавно исполнилось двадцать три года. Время пришло, вы так не считаете?
Конюх, изъяснявшийся лишь на грубом тосканском диалекте, улыбнулся и пожал плечами.
— Проблема в том, что я не могу подыскать никого подходящего. Вы даже не представляете, как сложно девушке моего положения найти себе любовника. Такого мужчину, с которым захочется разделить постель. Знаете, Гарри Стаббсу из паба польстило бы мое предложение, но у него нет зубов. Я имею в виду настоящих.
Конюх снова улыбнулся. Его собственные зубы показались Абигайль ослепительными в тусклом свете лампы.
Она вздернула голову и произнесла:
— Очень хорошо. Но мне кажется, мы не подходим друг другу. Мне нужен любовник, который будет рядом месяц или два, а мы с сестрой покинем ваш гостеприимный постоялый двор, едва только закончится дождь. Возможно, даже завтра утром.
Конюх в последний раз похлопал лошадь по спине и повесил лоскут сукна сушиться на балку.
Конечно, Абигайль могла бы говорить с парнем по-итальянски, хотя классический вариант этого языка, на котором она изъяснялась довольно бегло, сильно отличался от местного наречия. Но насколько проще было беседовать с людьми, когда они ничего не понимали.
Мускулы на руках молодого человека напряглись под тканью рубашки, когда он потянулся к балке. Довольно крепкий парень. А его волосы… Черные как смоль, они ниспадали на плечи мягкими завитками. Именно так и должен выглядеть грубоватый житель итальянской деревушки.
Абигайль задумалась.
— Прошу прощения, не могли бы вы меня поцеловать?
Молодой человек опустил руки и недоуменно посмотрел на нее.
— Che cosa, signorina? [1]
— Видите ли, когда в двадцать первый день рождения я приняла решение найти себе любовника, мне показалось, что будет разумным проводить поиски на научной основе. В случае с первым любовником невозможно быть слишком разборчивой. — Абигайль одарила конюха обворожительной улыбкой. — Я побеседовала со служанками и экономкой — по понятным причинам расспрашивала лишь женщин, — и они в один голос заявили, что поцелуй должен стать решающим фактором при выборе.
Густые брови молодого человека сошлись на переносице.
— Che cosa? — снова спросил он.
— Я говорю, поцелуй должен стать своего рода проверкой. Мерилом того, насколько искусным окажется мой потенциальный любовник. Ведь по словам моих друзей, именно в первом в поцелуе проявится все: нежность, терпение, чувственность и отношение к партнерше. И знаете? — Абигайль подалась вперед.
— Signorina?
— Они оказались правы! — Абигайль еще раз провела суконкой по спине лошади. — Мне довелось поцеловать двух лакеев и юного Патрика, работающего на конюшне. Так вот разница в стиле и технике оказалась ошеломляющей! Более того, каждый раз я догадывалась, что могу получить, исходя из характера мужчины, и ни разу не ошиблась.
Ошеломленный конюх взял из рук Абигайль суконку.
— Вот я и подумала, что, может быть, вы не откажете в любезности и поцелуете меня, чтобы пополнить копилку. Так вы не против?
Конюх стоял посреди конюшни с суконкой в руках и настороженно смотрел на Абигайль. Фонарь над его головой покачивался, придавая его черным волосам соблазнительный блеск. Одна из лошадей принялась нетерпеливо перебирать ногами и громко фыркнула.
— Поцелуй, — сказала Абигайль. — Un bacio.
Конюх просиял:
— Un bacio! Si, si, signorina.
Он перебросил тряпку через балку, взял Абигайль за плечи и поцеловал ее.
Это был потрясающий поцелуй. Пухлые губы итальянца накрыли ее губы с такой страстью и жадностью, словно он не целовался с девушками на протяжении многих месяцев. От него пахло свежей соломой и лошадьми, а от его дыхания веяло сладковатым ароматом свежеиспеченного хлеба.
Ей просто повезло.
Абигайль ощутила прикосновение языка молодого человека к своему и отстранилась. Горящие желанием глаза итальянца были устремлены на нее.