– Ты со всеми так знакомишься, на работе? – с усмешкой произнесла Инна. – Пришел, спас, помог какой-нибудь бедняжке, а потом свидание назначаешь?
– Нет. В первый раз случилось.
«Врет, – подумала Инна, вертя в пальцах розу. – Нагло врет! Сразу видно – бабник!»
– Ты красивая. И у тебя глаза… – подумав, нехотя произнес Николай. – Я их первое, что заметил. «Ее глаза, как два тумана, полуулыбка, полуплач, ее глаза, как два обмана, покрытых мглою неудач…»
«Надо же. Он знает стихи. Как трогательно. Но это глупо. И смешно. Мне сорок восемь лет, какой, к черту, романтизм…»
– Дай руку. Тут лужа, я тебя перенесу…
Не успела Инна ничего сказать, как Николай подхватил ее на руки и, точно пушинку, перенес через небольшую лужицу.
«Ну вот. Он меня хватает на первом же свидании. Куда это годится! Я не девчонка, мне сорок восемь лет, я…»
– А тяжело работать спасателем? – спросила Инна.
– Нет. Работа как работа. Коты в вентиляции, коты на деревьях, старики, которые не слышат, когда им в дверь звонят, и приходится ее вскрывать, еще маленькие дети, которые тоже дверь умудрились захлопнуть. Пьяных бывает много. Застрянут где-нибудь в неподходящем месте. Но тоже люди, как не помочь?!
– Жалко?
– Иных жалко, иных нет, – честно признался Николай. – Но я стараюсь об этом не думать. Если думаешь – мешает.
– Да, понимаю, – кивнула Инна. И зачем-то призналась: – А я с братом поссорилась. Мы никогда с ним не ссорились, а тут разругались страшно.
– По поводу?
– Даже говорить не хочу… – махнула она рукой.
«Нет, он нормальный. С ним можно поговорить. И он… интересный, надо признать. Эта мужская стать…»
– Ты понимаешь, я ему всю жизнь вместо матери, а он… Почему ты улыбаешься? – настороженно спросила Инна.
– Я тебя понимаю, – сказал Николай. – Я сам своему сыну заместо матери.
– А сколько сыну? – отвлеклась от своего рассказа Инна.
– Шесть.
– Совсем маленький… а жена где?
– Я вдовец.
– Ой… Очень сочувствую. Значит, ты один растишь сына? А с кем он сейчас?
– Вон, детская площадка, он там меня ждет.
– Ты с ума сошел! – испугалась Инна. – Оставил ребенка одного, совсем кроху… А вдруг он убежит куда-нибудь, потеряется? Дети – это же… дети.
– Он не убежит.
– Ты так уверен? Идем же скорее!
Они прибавили шагу.
На детской площадке было полно малышей. Горки, песочница, качели – все оккупировали дети разного возраста. Толпа родителей еще…
– А твой ребятенок где? А как зовут?
– Кеша. Иннокентий. Вон он.
…На скамейке, с самого краю, сидел мальчик, сложив руки на коленях. Смотрел в сторону, куда-то вниз.
– Послушай, – Николай чуть придержал Инну. – Он не совсем… не совсем здоровый. Он не говорит. Он… Словом, если тебя это пугает, то я пойму. Никому не охота связываться. Только вот прямо сейчас скажи, что тебе неохота.
– А почему он не говорит? – спросила Инна, наблюдая за мальчиком издалека. Ребенок казался ей вполне нормальным, лишь чересчур серьезное выражение лица у него было.
– Да кто же знает. ЗПР, говорят.
– Что это?
– Задержка психического развития.
– А ты Кешей занимаешься? – строго спросила Инна.
– Конечно. В садик он специальный ходит.
– Этого мало. Есть же специалисты, есть методики… – нетерпеливо топнула Инна ногой. – У меня на работе коллега, у нее муж в одном центре работает… Где занимаются детьми, которые отстают в развитии.
«Забыла название центра, всегда вполуха слушала. А зря! Надо бы сводить туда ребенка».
– Погоди, Инна. Ты слишком торопишься, – настойчиво повторил Николай, держа женщину за руку. – Услышь меня. Я хочу сказать – подумай, прежде чем…
«Да он отличный мужик. И слава богу, что именно мужик, а не хлюпик какой-то, – мелькнуло в голове у Инны. – Один ребенка растит. Не сдал в детский дом, а сам, все сам».
– Познакомь меня с твоим сыном, – попросила она.
В лице Николая что-то дрогнуло. Он улыбнулся – незаметно, краешком губ. Инна тоже улыбнулась в ответ.
– Идем. Кеша, это тетя Инна.
– Привет, – сказала Инна. «Куртка ребенку маловата, кажется. Надо новую купить. Потом скажу Николаю. И почему шарф не надет? Ветер же еще холодный…»
Кеша сидел, ссутулившись, никак не реагируя, смотрел в сторону.
Инна присела рядом, расправила плащ у себя на коленях. Николай тоже опустился рядом на скамейку.
– Какое небо голубое… – сказала Инна, жмурясь на солнце. – А пойдемте потом в кафе? Мороженое есть. Хотя холодно для мороженого! Лучше пирожные возьмем, да?..
* * *
Настя решила в этот день за руль не садиться. Вещи падали у нее из рук. Она забывала о том, что собирается сделать, и замирала, словно выпав из времени и пространства… А когда приходила в себя, то обнаруживала, что стоит и улыбается, как дурочка. Ну как в таком состоянии вести машину!
Настя думала о Кирилле. Непрерывно, постоянно. В голове ее крутилось – Кирилл, Кирилл… Она вспоминала его глаза, руки; то, как он поворачивает голову, говорит – его губы при этом то смыкаются, то размыкаются… Как подходит к ней, прижимает к себе – и тогда Настино тело начинает неслышно звенеть от каждого его прикосновения.
Настя вся, до кончиков мизинцев, словно была наполнена воспоминаниями о Кирилле, о самых жгучих моментах их близости. Если бы она вдруг оцарапалась случайно, то из пореза потекла бы не обычная кровь, а кровь с буквами, составляющими его имя – к-и-р-и-л-л, к-и-р-и-л-л, к-и-р-и-л-л…
Все майские праздники Настя с Кириллом провели вместе, практически не расставаясь, и дни эти были наполнены тем самым, звенящим и вибрирующим весенним гулом, майской болезненной лихорадкой, от которой хотелось то смеяться, то плакать…
Поэтому в первый после выходных рабочий день от Насти не было никакого толку в офисе – мыслями и телом, душой – она находилась все еще там, в объятиях своего возлюбленного. Но, к счастью для девушки, всех сотрудников отпустили пораньше – в здании отключилось электричество, и связь тоже пропала из-за строительства нового дома неподалеку – перерубили кабель.
Но домой ехать не хотелось – Кирилл обещал появиться лишь вечером. И Настя отправилась к Жене.
Соседке стало уже лучше.
– Завтра-послезавтра, надеюсь, выпишут, – сообщила Женя. – Если не выпишут, то уйду под расписку. Там же Генерал дома один!
– Я с ним прекрасно справляюсь! Гуляю утром и вечером, кормлю. Не надо никуда уходить! Что, кстати, врачи говорят?