А пока недовольный зверь плыл к прибрежным кустам, куница, торопливо перехватывая руками борт лодки, добралась до самого удобного места. Забросила внутрь лук, затем перелезла через борт и сама. И сразу, не обращая внимания на стекавшие с нее струи воды и посиневшие от холода ноги, ринулась к жениху, неудобно лежавшему поперек лодки, головой под лавкой.
Первым делом засунула мокрые пальцы под воротник, потрогать, бьётся ли на шее жилка, затем, убедившись, что Берест жив, наспех обтёрла об его куртку мокрые руки и уже обе протиснула под воротник. Сначала следовало немного добавить княжичу силы, а потом искать рану.
Лодку тем временем понемногу все дальше уносило от переправы и от берега, но княжна об этом не думала, ее волновало, почему Берест до сих пор без сознания. Сердце у него билось хоть и чуть замедленно, но уверенно, и потому Весе не приходило в голову никакой иной мысли, кроме самой простой, хингайская стрела была вымазана каким-то шаманским зельем. И значит, нужно как можно быстрее убрать наконечник и залить рану противоядием.
Самой стрелы целительница пока не видела, но нашла силой пораженное место, и потому уверенно перешагнула тело ястреба, немного подтянула, устраивая так, чтоб удобнее было добраться до раны. Припоминая, как стоял Берест в тот момент, когда удерживал лодку, Веся все яснее понимала, проклятый хингай специально целился не в голову и не в шею, а в тело. Иначе ее жених уже был бы за гранью, и вернуть его не хватило бы никаких сил. И стало быть, враг узнал маску ненавистного степнякам Дикого Ястреба, потому и стрелу положил особую, намереваясь не убить, а усыпить. Но раз так, у лучника должна быть твёрдая уверенность, что ценная добыча непременно окажется в его лапах.
Наконец-то добравшись до стрелы, торчавшей из левого бока Береста, точно под нижним ребром, Веся вздохнула посвободнее, только теперь сообразив, как крепко все последние минуты сжимала губы, словно страшась невольным стоном выдать свою тревогу. Хотя стрела и насквозь пронзила тело со спины, но прошла очень удачно. Не задето ни легкое, ни сердце, да и крови не особо много. Понять бы еще, это судьба так княжичу ворожит, или лучник необычайно меток?! Ведь хотя у степняков с луками и ездит почти каждый, таких метких среди них считаные единицы.
В этот раз Веся поступила просто, отломила наконечник и выдернула стрелу из тела. Сразу плеснула в рану из крохотного флакона, бросать поясок с целительскими принадлежностями девушка и не подумала. Да и с чего бы она его вдруг выбросила, если в походах даже на ночевках никогда не снимала!
А положив руки на рану жениха, спеша добавить телу силы для восстановления, княжна подняла наконец голову, пытаясь оглядеться и определить, куда они успели доплыть за это время.
Обнаруженное девушкой зрелище оказалось неимоверно удручающим. И чем больше она всматривалась в приближающуюся с каждой секундой картину, тем яснее понимала, надежды на спасение у них с Берестом нет.
Очевидно, хингаи, обозленные попытками жителей Туры уплыть от них вместе со скотом и скарбом, нашли способ перехватить хоть часть добычи. И специально оставили у деревенской пристани лучших лучников, ринувшись основными силами к мосту. Теперь Веся не сомневалась, враги проверили его заранее, видимо, в надежде перейти на тот берег. Иначе откуда бы им знать, что вода упала до уровня каменных перил и ни один плот или лодка не смогут преодолеть эту преграду?
Вот и попадали неудачливые беглецы прямо в лапы степняков, загоняющих на затопленный мост своих лошадок и ловко цепляющих крюками и веревками лодки с беззащитными женщинами. А подтаскивали плоты к берегу лошади и коровы привязанных к деревьям селян, с безнадёжной горечью взиравших на эти действия врагов.
Весе не составило труда понять, какая участь ждет у моста их лодку. Вскоре, пойманная крюком или веревкой, она окажется в лапах беспощадных налетчиков. И если саму Весю степняки просто подарят своему главарю или продадут вместе с другими девушками на невольничьих рынках восточных стран, то у Береста нет никакого шанса на жизнь. Обычно молодых и здоровых воинов и селян хингаи угоняли в рабство, но раненых безжалостно добивали на месте. Устраивая из них ради собственного развлечения мишени для соревнования в меткости.
Поэтому девушка решительно убрала руки от ран жениха, едва сочла его достаточно исцеленным, чтобы через пару дней подняться и без ее лекарского умения. А вот выжить без помощи куницы не сможет, и значит, ей нужно поберечь силу.
Весеника еще раз глянула на бурлящую возле моста воду и взялась за свои зелья. Первое невозмутимо и споро накапала в маленький стаканчик, извлеченный из целительского кошеля и разбавила речной водой, зачерпнув ее ладошкой. Ловко влила в приоткрытые губы ястреба, нежно погладила их пальчиком. А затем, словно сразу забыв про пациента, намешала и себе, хотя пока чувствовала себя совершенно здоровой. Знала точно, это ненадолго.
Проглотив зелье, целительница глянула вперёд и заторопилась, мост уже почти рядом, и оттуда слышатся крики несчастных женщин, а ей еще нужно успеть переодеться. На корме под лавочкой валялся чей-то забытый в суматохе узелок, и Веся немедля бросилась к нему, торопливо развязывая по пути шнурки куртки и сдергивая маску. Девушку-воина хингаи непременно станут опасаться и ближе не подойдут, а ей сейчас выгоднее казаться простой селянкой.
С одеждой не повезло, она оказалась мужской, видимо того раненого гребца, зато в узле, кроме одежды и подсвечника, были сапоги. Почти новые, из тех, какие селяне берегут к празднику, и неважно, что подошва почти на три пальца длиннее, чем носит куница. Зато новенькие вязаные носки тоже имелись, и теперь озябшие ноги Веси наконец-то оказались в тепле. Но прежде чем обуваться и надевать сухое, девушка решительно сбросила с себя мокрые вещи и растерлась той рубахой, которая похуже и помягче. Разумеется, раздевалась она, стоя к степнякам спиной, и сначала сняла жилетку и рубашку, а натянув мужскую рубаху, бывшую ей по колено, спокойно переодела и штаны, и лишь потом натянула носки, сапоги и праздничный кафтан недавнего пациента. Не забыв про пояс и шкатулку, которую так и не решилась спрятать в походный мешок.
На мосту, к которому судьба неумолимо несла куницу, новую жертву уже заметили, а рассмотрев, как смело она разделась почти догола, ринулись ближе. Прячущие своих женщин под кипой платков и покрывал, степняки местных девушек и женщин, ходивших с незакрытыми лицами, твёрдо считали развратными и глубоко презирали. Да и вообще пойманных пленников не считали равными себе, а пригодными лишь для продажи и развлечения хозяев.
И теперь готовы были передраться за право первым захватить необычайно смелую девицу, считая, что она намерена добровольно предложить им себя за свободу. Свою, ребёнка или мужа. Встречались им иногда такие наивные селянки, надеявшиеся на честность своих новых хозяев.
И тем веселее было их дурачить.
Сообразить, что стоявшая в лодке во весь рост девчонка, перебросившая на грудь полураспущенную пышную косу, вовсе не собирается ни сдаваться, ни тем более продаваться, захватчикам не было дано. Они и представить не могли, какие мысли бродят в голове этой хорошенькой дурочки, сумели ее рассмотреть, пока лодку подносило к мосту.