Илстрем оскорблённо покосился на сына, не слушая, какой именно вопрос задал чародей стоящему перед ним наемнику, и рассмотрел печальную насмешку. Ох ты, тьма! Ну, конечно, знает… ведь отряд Дикого Ястреба — это самое лучшее войско клана. И неважно, что оно невелико, зато Дест умеет находить на границе со степняками самые слабые места и появляться там неожиданно для врагов.
— Вот отвар и пироги. — Две женские фигуры в удобных походных костюмах чародеев внесли в бывший кабинет хозяина поместья подносы с пирогами и закусками, а неотступно следовавший за ними мрачный мельник тащил большой серебряный самовар. — Отдохните немного, попейте чайку. И мы с вами.
— Ночевать придётся здесь, — устало оглядывая широкие полки, снизу доверху уставленные различной глиняной посудой, вздохнул Берест и бережно поправил одеяло, в которое закуталась Веся.
В этой маленькой комнатке, где немолодой воин несколько минут назад разжёг в очаге огонь, они устроились только что, наконец-то закончив допрос наемников, пойманных в гончарной мастерской Бервода. Здесь, в маленьком городишке Солейске, где каждый человек на виду, поведение и повадки лжегончаров сразу насторожили всех жителей. И едва они заметили, как за их огородами и хлевами пробираются люди со знаками Шангора и князя, тотчас приняли свои меры.
Поразмыслив, городской староста отправил на подвиг молодого трубочиста. Тот открыто прошел в ворота просторного двора, где пыхало дымком несколько печей для обжига и внушительный кухонный очаг, беспрестанно варивший еду для толпы здоровых мужчин.
— Господин сказал срочно почистить трубу в его комнате, она отчего-то к весне задымила, — недовольно буркнул стражникам обвешенный верёвками, крючьями и щетками парень и полез на ближайшую крышу.
Лестницу он втянул за собой, и больше его никто из лжегончаров не видел. Зато все знали, кто именно вынудил их спешно хватать свои мешки и выскакивать в ворота и калитки, попадая прямо в руки людей Шангора, — проклятый трубочист, бросивший в каждую трубу мерку загадочного порошка и заткнувший выход дыму сброшенным вслед кирпичом.
Когда густые желтоватые клубы неимоверно вонючего дыма потекли из всех мастерских и из просторного дома, заставляя воинов заходиться неудержимым кашлем, не нашлось ни одного добровольца, желающего карабкаться на крышу и искать виновника этой пакости.
И когда в Солейск влетела пятерка огромных тэрхов Цитадели, все наемники Бервода уже сидели по опустевшим к весне сенникам и амбарам местных жителей, а Шангор, устроившись в доме старосты, начал допрос тех, кого узнал он сам или его люди.
Первым делом Саргенс выяснил, чем именно трубочист травил «гончаров», и бросил очищающее заклинание, а только потом они отправились помогать воеводе и князю. Закончился допрос только к тому времени, как в окнах домов начали гаснуть теплые огоньки и прибежавший охранник князя доложил, что жилище Бервода проветрено, а печи прочищены. Геройский трубочист заработал за этот день больше, чем за всю зиму.
— Нужно будет сманить его отсюда, — сонно пробормотала Веся жениху, — нам с тобой понадобятся смелые и находчивые люди.
— Хозяйственная ты моя, — чуть насмешливо восхитился ястреб, но в его взгляде было столько нежности, что чародейка и не подумала обижаться.
— Пойду… мы с Касей спим в соседней комнате, — нехотя вылезла из одеяла куница, и Дест немедленно подхватил ее на руки.
— Я тебя отнесу.
— Ты же устал!
— Но не настолько, чтоб не поднять свое солнышко, — попутно целуя невесту, ястреб нес ее к соседней двери, когда та резко распахнулась и в коридор выскочил взъерошенный и злой Ольсен.
— Проходите, — хмуро позвала стоявшая в проходе Кастина, но Веся и не подумала ее послушаться.
— Беги за ним, — шепнула на ушко любимому и рыбкой выскользнула у него из рук.
— Неужели наш дедушка решил пойти напролом? — устроившись на застеленном диване, княжна из-под полуприкрытых ресниц следила, как наставница взбивает для себя чужую перину и застилает ее дорогим накрахмаленным бельем.
— Ты уже взрослая девушка… Веся, — вздохнула травница, — и для тебя в человеческом теле тайн нет. Потому и я скажу честно… если бы он начал меня обнимать или целовать, я бы поняла… живет одиноко, сельские вдовушки на мельницу бегают не часто… а он мужчина еще крепкий и живой огонек в глазах не погас.
— А он что сделал? — широко распахнула глаза ученица.
— Пытался уговорить меня взять его браслет. Ну да… восемь лет назад я бы с радостью схватила… верила, это именно мой человек, ведь у нас даже в еде вкусы совпадают. Но сейчас мне вовсе не хочется таскать на руке дорогую вещицу и чувствовать себя стреноженной лошадью.
— Кася… Ольсен умный, ты сама знаешь. И добрый, и справедливый… но мне кажется, сейчас он растерялся. Или сломался… трудно в его возрасте осознать, как глупо он сам себе испортил жизнь… ведь когда мы встретились, он себя считал самым предусмотрительным. И не зря, я убедилась. А теперь все больше молчит… и сейчас, когда убегал, лицо было такое… злое и несчастное. Ты мне одно скажи, в твоей душе все умерло? Ни крохотной надежды на возвращение прежнего не осталось?
— И в кого ты такая лукавая… — тяжело вздохнула Кастина, — да догадливая… просто по-живому ведёшь. Ну не могу я так, сразу к нему повернуться и всё простить… пойми… не могу.
— Думаешь, он не понимает? — заворачиваясь в одеяло, вздохнула Веся. — Раз браслет принес, значит, все понимает. И умышленно сделал шаг первым… мне это так видится. А теперь придётся делать тебе.
— Да ни в жизнь, — сердито отказалась травница и полезла под одеяло, — спим.
Однако лампу задуть не успела, в дверь осторожно стукнули нетерпеливые пальцы.
— Эви… — тихонько позвал голос Береста, и куница, накинув шаль, метнулась к двери.
— Вот и этого как ветром носит, отдохнуть девчонке не даёт, — недовольно проворчала Кастина, глядя, как шепчется о чем-то с женихом ее воспитанница.
— Спокойной ночи, — раздался довольный голосок Веси, дверь захлопнулась, и звякнул засов.
— Ну и зачем ты ему так срочно понадобилась? — подозрительно осведомилась травница, изучающе рассматривая счастливое личико княжны.
— Принес мне на сохранение одну вещицу… — с притворной озабоченностью вздохнула та, — даже не знаю, где прятать.
Кастина не ответила, загасила лампу и подвернула одеяло, совсем дом выстудили, пока проветривали. Некоторое время лежала молча, слушая, как устраивается воспитанница, а когда та притихла, не выдержала и ворчливо спросила:
— Ну и чего же ты там хранить собираешься?
— А? — сонным голосом отозвалась куница, и травница усмехнулась, рановато она пытается обвести наставницу. — Да так… драгоценность одну.
— И чем ей было плохо у хозяина, этой вещице?