Едрешкин корень! Что для проекта ценой в сто миллионов эти его двести тысяч? Дым! Ветер! Расходы одного дня строительства! И даже если таких, как Альфонс Фомич, сто человек наберется – все равно это очень и очень мало. Но если он хотел бы поучаствовать, так у меня было что ему предложить.
Томь не слишком полноводная река. Выше Томска пароходы особенно и заходить-то опасаются. Фарватер у реки коварный и изменчивый. Течение быстрое, а возле Кузнецка и выше – так и вовсе стремительное. Как по такой «магистрали» чугун из Шории возить? Намучаешься только. А вот Бия у Бийска – уже спокойная и широкая. Там бы и перевалочные склады устроить, и небольшие печи переделочные для железа на продажу в Китай и Монголию. Там и до Кузнецка не слишком далеко по сибирским меркам. Верст четыреста. Полноценную железную дорогу со станциями и паровозами, быть может, и позволят выстроить, да пока решать да раздумывать будут – может уже и поколение смениться.
Другое дело – узкоколейка. Я законы тщательно изучил, когда обоснование для строительства «заводских» линий искал. Легкие типы дорог даже волей наместника можно строить. Кивнет Николай – и пошли насыпи рыть. Узость же колеи – тоже вопрос спорный. На пядь меньше принятого в империи стандарта – это уже узкоколейка или еще нет? В той же Пруссии колея куда меньше – она может считаться узкоколейной?
Это я все к тому, что нужна эта дорога. Прямо как воздух нужна. И чугун шорский моим заводам нужен. Ампалыкское месторождение – оно, конечно, обширное, но уж слишком сложное. Не по нынешним техническим возможностям. Да и мои инженеры – Чайковский с Пятовым – о сырье как-то несвоевременно подумали. Сначала гигант местной металлургии выстроили, а потом только догадались, что руды может и не хватать. Да и не дело это – все яйца в одну корзину складывать. Рано или поздно все равно пришлось бы силы и средства во второй промышленный район вкладывать. Так почему бы не сейчас и начать? Пока Транссиб нас с Уралом и тамошним дешевым железом не связал, пока доставка дороже себестоимости выходит и пока местный рынок товаром не насытился? Если еще и компаньоны найдутся – совсем хорошо.
Так что в любом случае сразу после Чуйского тракта собирался я отправить моего драгоценного – в смысле, незаменимого и очень хорошо оплачиваемого – инженера Волтатиса на изыскания этой Бийско-Кузнецкой линии. Для начала хотя бы наиболее рациональный путь найти и определить примерную стоимость строительства.
В общем, пообещал я через пару дней всех заинтересованных в участии купцов вновь собрать и новый прожект обговорить. Сказал только, что новая дорога будет на юге губернии. И еще успел заметить, как у этого Гвейвера уши торчком встали. Прямо как у собаки. Дорого бы дал, чтобы его мысли в тот момент прочесть.
Вот тут Альфонс Фомич о лоциях и фарватерах и заговорил. Сказал – мол, дорога чугуниевая – оно, конечно, дело хорошее, и строить их нужно. Но реки нам Господь бесплатно дал, а мы все рук приложить не можем, чтоб дар Божий в должный порядок привести. Вроде как попенял местной власти. Говорим, мол, обещаем, а дело с места не двигается.
Александр Иванович, который Деспот-Зенович – тобольский губернатор, тут же вскинулся, словно уральский богатей, когда власти в бездействии обвинял, в него пальцем тыкал. Прорычал что-то вроде: «Ты, Альфонс Фомич, чем вином хлебным народишко травить, лучше бы человека нашел знающего». А вот Николай Васильевич Родзянко, мой преемник по томскому начальствованию, – промолчал. Улыбался только многозначительно.
Вообще интересный он человек, этот Родзянко. Какой-то весь из себя… непритязательный. Как приехал, в гостинице поселился, у Тецкова, да и принялся усадьбу искать в аренду. В присутствии и подлизуны мигом нашлись, помогать кинулись. Только фиг что у них вышло! У нас теперь, чай, не что попало, а сибирская столица. С Николаем тьма народу приехала. Цены на ренту жилья раза в три поднялись. Гостиницы переполнены. Да что уж там говорить! В карантинном лагере – это который для ссыльных строили, – к осени людей собралось больше, чем во всем Бийске постоянно проживает. А ведь таких центров распределения только в Томской губернии – три. Еще в Колывани и Каинске. К будущей весне такие же должны в Тюмени, Ишиме и Омске достроить. Средства летом еще выделили и инспекторов туда послали.
Так вот. Жил себе наш новый губернатор в «Сибирском подворье» и не тужил. Чиновнички по городу бегали высунув языки, землю рыли носами, а ему, казалось бы, хоть бы хны. Да только когда он однажды узнал, что кто-то из подлизунов с хозяйки дома взятку требовал за то, чтобы новый губернатор к ней не вселился «в приказном порядке», осерчал очень. Так орал, что у меня в усадьбе слышно было:
– Я вас, канальи, всех по третьему пункту! В кандалы закую! В шахту! Уголь кайлом рубить!
Тут только томское присутствие и догадалось, что собою наш Родзянко представляет. И все как один с тоской посмотрели в сторону моего дома. При мне-то их канальями никто не обзывал…
А Николая Васильевича я к себе жить зазвал. Временно. Пока Гинтар новый дом не достроит, на Большой Садовой. Главный фасад прямо на будущую резиденцию наместника смотрит. Элит-класс, едрешкин корень.
Это я к тому, что раз офицеры-гидрологи тоже у меня пока остановились, то Родзянко об их прибытии прекрасно осведомлен. И о моем желании сделать пароходовладельцам сюрприз.
А вот о том, что сюрпризов будет два, – об этом он не ведал.
Лейтенанта Нила Львовича Пущина прислал начальник отдельной гидрографической съемки Каспийского моря, капитан первого ранга Николай Алексеевич Ивашинцев. Наилучших рекомендаций не забыл присовокупить. А в качестве помощника с лейтенантом прибыл мичман Ипполит Ильич Чайковский. Такая вот маленькая у нас страна, получается.
Илью Петровича я пока тоже в известность о приезде сына не ставил. Он у нас генерал-то – генерал, но человек импульсивный, взрывной. Наверняка бы не сдержался и мой маленький секрет кому-нибудь выболтал. Хотя бы той же супруге – Елизавете Михайловне. И через сутки о флотских офицерах на каждом перекрестке судачили бы.
Только второй мой сюрприз не для генерала Чайковского был предназначен, а для пароходников. Дело в том, что я прекрасно себе представлял – какой именно отрезок бесконечных сибирских рек наши транспортники хотели бы исследовать в первую очередь. От Томска до Ирбита, конечно. По этой магистрали у нас девяносто процентов грузопотока идет. К весне кяхтинский чай уже в амбары и склады не вмещается. А с началом навигации, по высокой воде, первые баржи именно в Тюмень и Ирбит уходят. Только следующей весной, как только льдины в океан унесет, офицеры отправятся фарватер искать от села Самарова – это который в моем мире уже Ханты-Мансийском стал, – и до конца Обской губы. И главной их задачей станет поиск ответа на один-единственный вопрос: пройдут ли морские грузовые корабли из Карского моря хотя бы до Самарова? Хватит ли им глубины?
Потому как вся наша с Михаилом Константиновичем Сидоровым авантюра основывается на двух теоретических допущениях: что испытания первого в мире построенного в Кронштадте ледокольного корабля, которые должны пройти этой зимой в Финском заливе, окончатся успешно и что глубины вод обских хватит, чтобы зафрахтованные в Англии корабли, груженные закупленной генералом Лерхе техникой, смогли дойти хотя бы до Самарова.