…Тьма, пришедшая со стороны то ли Белого, то ли Чёрного, а то ли моря Лаптевых, накрыла город Кислорецк. Исчезло здание мэрии, украшенное конной статуей Ивана Калиты, сгинул неработающий цветомузыкальный фонтан «Радуга изобилия», пропали антивандальные киоски с мороженым, испарились два продовольственных рынка да третий вещевой – словно и не водились такие никогда на свете.
Виной всему была очередная авария на подстанции.
Кислоречане поругались, повздыхали, да делать нечего – повалились до срока спать всем городом: авось к утру отремонтируют!
Но один-единственный объект тьма как уж ни старалась, так и не сумела накрыть.
То был прогулочный теплоход «Кот Матроскин», что покачивался напротив здания речного вокзала. Свет хоть и с трудом, но пробивался сквозь вечно пыльные занавески музыкального салона с роялем. Мало того, оттуда ещё пробивалось задушевное пение – это старался известный в городе солист Гоша Квадратик:
Вновь весна без конца и без края
Возвратилася в наши края.
Ты лети далеко, моя песня блатная,
Дорогая подруга моя!
Неподвластная подлым законам,
Ты печали мои унеси.
Ведь не зря пацаны эти звуки шансоном
Называют теперь на Руси!
Ты поведай, напев криминальный,
Как от горя седеют виски!
И запью я французской водой минеральной
Двести грамм крепкой русской тоски!
Не всегда нам сопутствует слава,
Не всегда о нас пишет печать,
Но шансон заслужил уголовное право
Днём и ночью в эфире звучать!
Он расскажет беду и удачу,
Он по-честному людям споёт,
Как любимая женщина стонет и плачет,
Как преклонная матушка ждёт!
В этой жизни скончаться не ново —
Ведь не зря беспощаден закон,
Но в эфире любого нереально крутого
Заглушаешь ты, русский шансон!
На борту теплохода собралась вся немудрящая криминальная элита Кислорецка. То есть обе организованные преступные группировки – «Мыльный завод» и «Шлакоблоки».
Вдоль причала ходили туда-сюда полицейские – то ли охраняли противоправное сборище, то ли наоборот – собирались накрыть всех одним молодецким рейдом. Поди гадай. Кислорецкие стражи порядка славились своим коварством даже в соседних областях.
«Мыльный завод» и «Шлакоблоки» люто враждовали между собой полвека, если не дольше. Дрались за каждый киоск, за каждый прилавок на рынке, за каждый мешок чужой картошки. И только очень большая беда могла заставить соперников собраться вместе.
Звали эту беду Костя Жихарев.
– Братва, достал уже этот трудный подросток своим беспределом, – жаловался ветеран преступного движения Пыпа. – Только соберётся человек лишнюю копеечку заработать в поте лица, как тут же наш мальчишечка нарисуется. И хвать за руку! Копчёный потом две недели щипать по трамваям не мог! Прямо человек-паук какой-то!
– Ну ты скажешь тоже – человек-паук! – возмутился Дрон, ближайший помощник Пыпы. – Человек-то паук небольшой, ладненький такой! С ним бы и я справился! А у этого кулачищи что арбузы!
– Главное, обидно: он маску не носит, прикида себе не прикинул, кликуху не залудил – это неформат называется! Прямо так, в футболке и трениках, нападает! – сказал брат Брусок-старший. – Одно дело, когда тебя какой-нибудь Человек – Шаровая Молния вырубил, а тут простой школьник…
– Этот простой школьник нас напряг через Сазонтову протоку мост чинить! – воскликнул брат Брусок-младший. – В ледяной воде по пояс! Мы все могли простудить органы и умереть!
От «Шлакоблоков» на сходняк пришли Гарик Сатана, Калмык, Гвоздик и безработный вор-барсеточник Отарик Батумский. Безработным Отарик стал, когда барсетки (если кто забыл, это такие мужские сумочки на ремешке) вышли из моды, а освоить новую профессию бедняга так и не смог: попадался каждый раз с поличным, то застревая в форточке, то ловясь на кармане. Кислорецкий криминал жалел Отарика как инвалида профессии.
– Скинуться надо, братва, – сказал Пыпа. – От души скинуться, не прибедняясь. И нанять московского киллера Курочкина. Мне добрые люди дали телефончик. Надо по нему позвонить и спросить тоненьким голосом Надю Чебыкину из третьего «б». Ответит бабушка-связная, скажет, что, мол, ошиблись номером…
– Ты, Пыпа, в обиду не возьми, – сказал Калмык, – но вот подробностей жизни ты не знаешь. Курочкин – специалист экстра-класса, кто бы спорил. Всех исполняет и никогда не попадается. Только он, как бы сказать, такой… чудаковатый…
– А точнее?
– Он, когда дело сделает и деньги получит, – сказал Калмык, – начинает чудить. Всех зачищает: и заказчиков, и посредников, и даже бабушку-связную. Мёртвую зону вокруг себя создаёт – могил этак на двадцать. Потому и не попался ни разу…
– Какой же дурак его нанимает? – воскликнул Дрон, потрясённый гибелью невинной бабушки.
– Вот они самые и нанимают, – сказал Калмык. – Надеются, что успеют его раньше загасить. Курочкин так и сказал журналисту: на мой век дураков хватит! А потом подождал, пока статейка выйдет, да и… Ну, вы поняли.
Быть мёртвым дураком или журналистом никому не хотелось.
– Рукам-ногам калечить, – сказал ожесточившийся от безработицы барсеточник. – Головой пробить. Челюсть заломать…
– Вот ты и ломай, – сказал брат Брусок-младший и подвигал собственной челюстью: ладно ли срослась.
– Хоп, отставить киллера, – решил Пыпа. – Тогда будем заявление на их семейку писать в органы опеки за то, что неправильно сына воспитывают, негармонично…
– Мышцы много, а духовности с гулькин хвост! – уточнил Дрон. – Возьмёт правильного пацана за туловище и начинает этим туловищем его же братву лупить! И ещё хвалит: хороший, мол, пацан попался, жиловатенький, надолго хватит! Где только этому подлому нерусскому приёму научился?
– А не западло будет в органы писать? – обеспокоился Гарик Сатана.
– Нам, пацаны, теперь не до понятий, – сказал Пыпа. – Нужно как-то выживать. Или Костян – или мы.
– А переезжать надо, – подал голос специалист по сейфам Гвоздик. – Валить отсюдова. Вон тамбовские как в Питере кучеряво устроились! А мы что – хуже? Ладно, на Москву не претендую, но есть же и Орёл, и Воронеж, и даже Кирово-чепецк…
Конечно, насчёт Кирово-чепецка это он погорячился, но всё-таки обозначил реальный выход.
– Вот валить – точно западло. От корней своих оторваться, малую родину предать – да ни в жись! – сказал брат Брусок-старший. – Вся беда наша в этой проклятой богатыристике. Не должно быть такой ксивы – однако действует!