Кремль 2222. Петербург | Страница: 19

  • Georgia
  • Verdana
  • Tahoma
  • Symbol
  • Arial
16
px

Излишне говорить, что лысый не ожидал от меня такого пируэта. Я и сам не думал, что получится, – все-таки здоровущий мутант это не спарринг-партнер, с которым ты на ринге хитрые связки отрабатываешь. И та, которая у меня вылетела сейчас на рефлексах, по идее, сложная штука, из тех, что получаются далеко не всегда. Но после удара в череп организм порой способен на чудеса, одно из которых, например, сейчас получилось – поймать огромного, четырехлапого, копытного мутанта на локтевой захват, за которым следует простое движение: руки резко вверх, а центр тяжести – вниз.

Был бы это хороший человек, намеревающийся просто набить мне морду, я б, честное слово, только дал боль, положил неразумного на землю и слегка придержал, чтоб он остыл маленько. Но лысый имел точную установку убить меня, поэтому я не церемонился.

Послышался хруст, будто кто сухую ветку об колено сломал. А следом взвыл Ярго, да так, будто у меня над ухом кто-то армейскую сирену врубил. Мать твою, сволочь горластая! Хотя понять мутанта можно – сломанный сустав это очень больно.

Его растопыренная лапа повисла плетью, но в мою сторону летели еще две. Так раздосадованный дачник убивает назойливого комара. Хлоп меж ладонями, и от того мокрое место. Но я ж не тупое насекомое, к тому же от вопля лысого у меня в голове даже немного прояснилось. Гудеть она не перестала, но туман перед глазами стал немного прозрачнее, и осознание того, что сейчас будет, пришло неожиданно четко. Практически одновременно вместе с нестандартным решением проблемы.

Сломанная конечность мута все еще безвольно лежала у меня в руках, словно дохлая, изломанная змея, только скрюченные пальцы с раздвоенными когтями судорожно сокращались. И тогда я, совершенно неожиданно для себя, вскинул вверх эту искалеченную лапу, при этом одновременно приседая.

Хлоп! Смачный удар ладони об ладонь, хруст ломаемых костей и новый крик боли слились в один звук. Ярго орал, явно боясь разлепить огромные лапы, между которыми торчали скрюченные, изломанные пальцы. А еще оттуда толчками брызгала зеленоватая кровь – похоже, мутант не только расплющил себе кисть сломанной руки, но и серьезно повредил нежные ладони двух других о собственные сломанные кости.

Но я прекрасно помнил о том, что любая, даже очень сильная боль имеет свойство притупляться, а на ее место приходит ярость. Поэтому стоило поторопиться, дабы закрепить успех.

Ну, я и закрепил, не долго думая со всей дури саданув каблуком по той же самой голени. Два раза по одному и тому же месту – что в драке может быть хуже? Ну разве что выбитый глаз или разбитые в кашу гениталии.

В ноге Ярго хрустнуло, похоже, треснула кость. Мутант захлебнулся собственным криком, вздрогнул всем телом – и медленно завалился на бок. Всё. Болевой шок. Как при обычном боксерском нокауте, мозг просто отключил тело, как предохранитель вырубает сложный прибор при перегрузке, дабы тот не сгорел к чертям крысособачьим.

Над площадкой повисла тишина. Правда, ненадолго.

– Стало быть, человек победил человека, – без особой радости выкрикнул одноглазый. – Хомо не умеют так драться. Это, несомненно, наш брат по крови и разуму.

Толпа не возражала. Ей, в общем-то, было по барабану, кто я и что я. Она собралась на площади ради зрелища, она его получила. Остальное – не ее дело. Шоу окончено, можно расходиться по своим делам.

Я сделал пару шагов в сторону – хрен его знает, вдруг монстр резко очнется и прыгнет – и опустился на землю. Бой окончен. Наступила реакция. Все-таки, по черепу Ярго приложил меня неслабо. Нокдаун как минимум, следом за которым чуть позже обязательно придет тошнота и тупая, нудная головная боль. Сейчас же просто ноет то место, где медленно набухает шишка. И слабость медленно разливается по телу, противная и липкая, словно паутина…

Кто-то уже тащил Ярго в сторону высокого дома, но основная масса мутов разбредалась помаленьку по своим делам. Краем глаза я отметил, что и одноглазый со своей пристяжью, потеряв ко мне интерес, направляются к воротам. Ладно, хорош рассиживаться. Лучше уже не будет, скорее, наоборот. Надо встать… Так, а где же Анья? Она вроде говорила, что здесь можно обменять не нужные нам трофеи на что-то более насущное…

– Свобода и справедливость!

Крик, разнесшийся над площадью, был зычным, раза в два помощнее воплей одноглазого. Муты, задумчиво расползающиеся по своим баракам, разом замерли, повернув головы в сторону кричавшего. Как ни погано мне было, но я сделал то же самое, едва не застонав при этом, – шея, принявшая на себя роль амортизатора при ударе, теперь болела не на шутку.

От ворот прямо ко мне шли пять человек. В смысле, вполне себе нормальных людей, не мутантов. У каждого на ремне знакомый автомат ППС-43, все запакованы в «лиственный лес» и кирзовые берцы. И при этом две рожи лично мне хорошо знакомы – мои недавние пленники, торжествующе-недобро скалящиеся подгнившими зубами. На краю площади автоматчики остановились, по-прежнему не сводя с меня глаз.

– Мы рады видеть у нас в гостях брата из сестрорецкого укрепления, – довольно кисло произнес одноглазый. – Но почему ты кричишь о свободе и справедливости? Неужто кто-то посмел, их нарушить на нашей земле?

– Вот этот урод посмел, и его шлюха, которую он таскает с собой, – ткнул в меня пальцем один из знакомых мордоворотов. – Это он нас связал, а потом обобрал до нитки. И собачек наших поубивал.

Я стиснул зубы и встал на ноги. Проклятая слабость… И та, что сейчас разливается по телу, и та, что имеется у меня внутри. Нормальный романтик ножа и топора забрал бы выкуп, после чего прирезал пленников – и концы в воду. Чтоб, например, некому было опознать тебя, если вдруг что. Теперь же отвертеться будет непросто, несмотря на неодобрительные взгляды, которые кидают мутанты на «лиственных» – или «забетонированных», теперь уж не знаю даже, как величать погоню, все-таки настигшую нас.

Однако речь обделенного мной амбала у присутствующих сочувствия не вызвала, и прежде всего – у предводителя «лиственного» отряда. Среди преследователей он был самым невысоким, можно сказать, невзрачным с виду. Лицо морщинистое, лет на шестьдесят, но волосы черные, как деготь, стриженные ежиком. И глаза такие же черные, немигающие, словно бездонные дырки в черепе, заполненном маленьким Полем смерти. Вот этот мужичок не оборачиваясь незаметно так ткнул локтем назад – и амбал согнулся, ловя ртом воздух, а остальные отступили на шаг. Правильно. И уважение показали таким образом, и солнечные сплетения свои обезопасили, чисто на всякий случай. Хотя такой дядечка если что и с ноги не глядя саданет, как лошадь копытом. Мне одного взгляда хватило на его движение, чтобы понять – мужичок этот боец более чем серьезный.

Пока его подчиненный стоял, согнувшись в поклоне, держась за брюхо и пытаясь вдохнуть, вожак сестрорецких внимательно смотрел на меня. А я – на него, изо всех сил фокусируя непослушное зрение. Так вот, значит, кто так нагло вещал из бункера. Ладно, дядя. Я, конечно, сейчас не в лучшей форме, но мы еще посмотрим, кто кого. И ты это понимаешь, судя по тому, как меня взглядом меряешь.