Происхождение или значение неизвестны.
Я покидаю Общество Благожелателей, мчась со всех ног. Краем глаза вижу строй солдат-симпов, шагающих по середине улицы.
Почему симпы стреляют в меня? Почему именно сейчас?
Я разрезаю толпу, которая уже стремительно редеет. Я слышу звуки новых выстрелов. Люди кричат, отчаянно разбегаясь во все стороны. Я не останавливаюсь.
Лукас. Где Лукас?
Зачем бы симпам стрелять в него?
Я поворачиваю за угол, в какой-то переулок, и ныряю за мусорные контейнеры. Несколько минут спустя в тень рядом со мной прыгает Лукас.
Мы лежим там, тяжело дыша, а солдаты бегут мимо нас по ярко освещенной улице.
– Почему? – Это первое слово, которое я в состоянии выговорить.
– Не знаю.
– Они ищут тебя или меня?
Я надеюсь, что ответа у него нет.
Лукас молчит. Я думаю о старике, который предсказывал мне будущее, о том, как кровь сочилась из его груди, о том, как опрокинулось его тело.
Я трогаю свой карман, ощущая твердые комочки нефрита. Теперь все передо мной расплывается, и я пытаюсь смахнуть слезы с лица, но они продолжают течь.
– Ты знаешь, зачем придумали Дока? – спрашивает Лукас.
– Он виртуальный врач. – Док сам мне это говорил.
– В пять лет я нашел в своей постели гадюку. Когда мне было одиннадцать, мой преподаватель выпил стакан молока, предназначенный для меня, и тут же упал замертво от цианида. В тринадцать кто-то выстрелил в меня прямо среди бела дня, и тогда мы перебрались на Санта-Каталину.
– Это ужасно.
– Док не просто медик. Он мой телохранитель. Людей, которые хотят, чтобы я жил, столько же, сколько тех, кто хочет, чтобы я умер. Это часть моего повседневного существования. – В голосе Лукаса такой же ужас, какой ощущаю я.
– Но ты по-прежнему здесь, разве не так?
Я прислоняюсь к нему спиной, прямо посреди мусора, в тени, в переулке. Я позволяю теплу Лукаса перетекать в меня и обратно.
– Мне очень жаль, Дол. Мне жаль, что я втянул тебя в это. Мне следовало быть поосторожнее. Мне следовало отправиться сюда одному.
Но он этого не сделал, да и не должен был. Во всяком случае, именно это он чувствует. И я его понимаю. А потому не произношу ни слова.
Немного погодя мы осторожно выходим обратно на улицу. Мы идем, опустив головы, и держимся в тени. Народ уже снова заполнил мостовую и тротуары, и временное затишье после инцидента с солдатами сменилось обычным гамом и суетой. Толпа и шум теперь лишь успокаивают. Страшна только тишина. И я рада, что она кончилась.
Вскоре мы добираемся до какой-то стены, сооруженной из песчаника, – она тянется на целый квартал, а то и больше. Я провожу пальцем по гладким прямоугольникам светлого камня, уже искрошившегося. Я смотрю вверх и вижу ряд позеленевших бронзовых колоколов. Кое-где еще можно рассмотреть медный цвет под патиной времени. Местами. Изредка.
– Здесь, – говорит Лукас. – Вот это я и искал.
В стене есть калитка, и она закрыта, несмотря на то что здание выглядит заброшенным.
– И что теперь?
– Вот это.
Лукас толкает калитку, и давно заржавевшее железо подается под его рукой. Калитка, как и почти все в Хоуле, представляет собой нечто сломанное и бесполезное и всего лишь сохраняет слабое воспоминание о той предназначенной для определенных целей вещи, какой была когда-то.
Мы входим в запущенный двор, откуда широкие низкие ступени ведут к массивному зданию из песчаника слева и к пустому, пересохшему фонтану справа. Там же, справа, но дальше, виднеется ряд строений – разоренные магазинчики с настежь распахнутыми дверями.
Лукас шагает позади, направляя меня к какой-то лишь ему известной цели. Я чувствую его руки на плечах, две теплые точки, но в целом мне холодно, хотя и светит солнце.
– Сюда, вот сюда. А теперь… посмотри вверх!
Я поднимаю голову к небу – и в голубой воздух передо мной взвивается фасад какого-то собора.
И она тоже здесь. Теперь я понимаю, зачем мы сюда пришли. И Лукас прав. Она более чем прекрасна.
Каменная статуя – печальная Дева – смотрит на меня сверху вниз.
– Богоматерь Ангелов. Так когда-то называлось это место. Очень, очень давно, – объясняет Лукас.
– Она изумительна.
Лукас вскидывает голову – так, чтобы мы смотрели на Деву под одним углом.
– Посмотри на ее нимб. Там наверху дыра, и он как будто сделан из самого неба, видишь? Мне это нравится больше всего.
Я не знаю, то ли это действительно Дева, то ли какой-то ангел. В любом случае в каменной крыше над головой фигуры и в самом деле круглая дыра, и я понимаю, что Лукас прав.
У нее небесный нимб.
– Тебе это нравится? Она нравится?
Голос проникает в мое ухо, но я не отвечаю. Я не могу говорить.
Ее нимб сделан из неба. Из того самого неба, которое прислало к нам монстров, самих Лордов.
Дева и монстры. Мир и смерть.
Ангелы и пришельцы.
Дева укутана апельсиновым цветом и алой бугенвиллеей, беспорядочно разросшейся над фонтанами и камнями площади.
– Лукас…
Это все, что я в силах произнести. Его ладони скользят по моим плечам, и вот уже он обнимает меня за талию, и я прислоняюсь к нему…
– Это ведь и есть настоящая Икона, да?
Я узнаю этот голос. Лукас отдергивает руки, и мы испуганно оборачиваемся.
– Я хочу сказать, это вроде как позволяет посмотреть на все под другим углом.
Площадь перед собором уже не пуста. Рядом с нами стоит Фортис. А за его спиной – ряд людей, которым я не нахожу определения. Это не симпы. И они не похожи на грассов. Они – нечто другое.
– Мои друзья по Сопротивлению. Я подумал, что вам пора наконец встретиться. В особенности теперь, когда вы сами пришли в их дом. – Фортис делает широкий жест рукой. – Славное местечко, а? Мне здесь нравится, все эти фонтаны и цветы… – Он срывает цветок бугенвиллеи. – Рыжий, как моя первая жена. Мне всегда нравились рыжие.
Я смотрю на Лукаса:
– Он? Так мы для того и пришли? Встретиться с Фортисом?
Я не могу в это поверить. И уж конечно, я не ожидала ничего подобного от Лукаса.
Тот пожимает плечами:
– Это ведь ты говорила, что веришь ему, верно?
Мерк усмехается:
– Ну же, вперед, мисс леди! Мои друзья сказали, что весь день следили за тобой. А потом потеряли, после той неприятности с джентльменом из Общества Благожелателей. Просто позор!