Я улыбаюсь, но еще прощаний мне не выдержать. Поэтому, не дожидаясь, пока Ро ко мне присоединится, я выхожу в ночь.
Я касаюсь стены под Богоматерью, вырезанной из камня. Ночью ее нимб теряется в тенях. Я думаю о Лукасе, растаявшем на далеком берегу, о Тиме и ее кроваво-красных нитях. О крестике моей матери. О Рамоне. О падре. Все исчезает рано или поздно.
Все может исчезнуть в любой момент.
Именно это и есть главное в спусковых механизмах и чувствах, думаю я. Полковник Каталлус ошибался. Фокусами их не удержишь. Они хранятся в памяти. Она ими владеет.
Память не делает тебя слабой или грустной, разгневанной или испуганной, даже сердце твое она не разбивает.
Память просто создает тебя саму.
Я сильна именно из-за того, кто и что я есть.
И я не собираюсь просить прощения за то, что я чувствую.
Больше не собираюсь.
Наши чувства, по крайней мере чувства Ро, Тимы и мои, и есть наш единственный шанс отвоевать свободу.
И после этой ночи только то и исчезнет, что Икона.
Во всяком случае, именно это я говорю себе в тот момент, когда Ро выходит из собора и мы наконец растворяемся в темноте Хоула.
Я действительно здесь, и я действительно несу рюкзак, битком набитый кирпичами пластита, собранного на заброшенных военных базах. Ро говорит, что эта взрывчатка называется CL-20 и что ее выбирал Фортис. Выглядит она как замазка или глина, как нечто такое, что должно принадлежать какому-нибудь ребенку, а вовсе не партизанскому отряду.
Груз тяжел, но я ничего не имею против.
Ро, ни разу не сделавший передышки или остановки с того момента, как мы отправились в путь, так далеко впереди, что исчезает с моих глаз за поворотом дороги.
– Поспеши! У нас совсем немного времени. – Я слышу, как голос Ро плывет ко мне. – Что с тобой такое? Ты никогда не ходила так медленно. Давай-ка бегом!
Он пускается бежать, несмотря на тяжеленный рюкзак. Ро возбужден, и его стремительные шаги напоминают мне о нашем детстве, о том, как мы бегали и играли на холмах вокруг миссии.
Мы строили крепости, но не бомбы.
Он прав, я никогда не двигалась так медленно.
Но я не спешу. Мне кажется, что вокруг что-то не так.
Я останавливаюсь.
Потому что в тот самый момент, когда я выхожу на лунный свет возле рельсов, я вижу какую-то темную фигуру, сидящую на валуне передо мной. Но еще до того, как мои глаза привыкают к свету, я уже знаю, кто это такой.
Я бы узнала его где угодно.
Я испугана и переполнена чувствами, и все, что в силах сделать, так это сдержать рыдания.
– Лукас?
Когда я приближаюсь к нему, он соскальзывает с камня и выглядит при этом куда моложе, чем мне всегда казалось. На нем камуфляжная форма симпы, на спине – рюкзак.
– Дол… Я тебя ждал тут.
Я инстинктивно отступаю назад. Мысленно я слышу голоса Ро, и Фортиса, и Тимы.
Лукас может войти в поле действия Иконы.
Лукас единственный, кого они могут послать, чтобы остановить нас.
Лукасу нельзя доверять.
В темноте Лукас делает шаг ко мне и пытается заключить меня в неловкие объятия.
Я отталкиваю его, потому что не знаю, пришел ли он помочь или убить меня.
Да уж, ну мы и троица!
Я, недавно скончавшаяся. Вот этот юноша, который просто хочет, чтобы его любили. Другой юноша, который мчится вверх по склону холма. Кто решил, что именно мы должны взвалить на свои плечи такую ношу? Какое нам до этого дело? Что вообще здесь происходит? И уж если на то пошло, что происходит с Хоулом, с людьми, с нашей планетой?
Я не знаю, что сказать, поэтому просто поворачиваюсь и иду дальше, а Лукас догоняет меня и шагает со мной в ногу.
– Зачем ты здесь, Лукас?
– Я пришел, чтобы попытаться отговорить тебя. В последний раз.
– Сообщение принято. А теперь проваливай.
– Послушай, – говорит Лукас, не отставая, – я вытащил тебя из тюрьмы, так? Я притащился сюда, чтобы тебя увидеть. Но моя мать все знает.
– Вот за это спасибо. – Я не смотрю на него.
– Они скоро будут здесь, большими силами. Посольство, а то и похуже.
Лорды.
Лукасу незачем было это говорить. Нам и так все известно.
– Вот и возвращайся домой.
– Нет! – Лукас хватает мою руку, но я ее с силой вырываю.
– Лукас! Конечно, твоя мамочка не хочет, чтобы все это случилось. Она не хочет огорчать Лордов. Они ведь могут решить, что она уже свое отработала.
– Дело совсем не в этом.
– Понятно. Она в полном порядке. Ты постараешься для нее. Но почему она так старается сохранить все как есть?
– Ты не знаешь мою маму, – тихо произносит Лукас, но я вижу, что мои слова его задели.
– Я знаю, что она держит нас в заложниках. Я знаю, что она старается не дать нам сделать то, для чего мы буквально и созданы, если верить Тиме. Я знаю, что она служит Лордам. И сама Посол, и все Посольство. И ГПП Миядзава, и все они. Я знаю, что они вовсе не заботятся о нашей безопасности.
– Да, но тогда что они делают? – На лице Лукаса проступают яркие красные пятна.
– Они держат нас в рабстве, потому что боятся потерять ту небольшую власть и те привилегии, которыми их осчастливили. А ты… – Вдруг я замечаю, что кричу.
Лукас смотрит на меня, как бы подстрекая высказаться до конца.
И я высказываюсь:
– А ты не так уж от них отличаешься, как тебе кажется.
Впрочем, уже слишком поздно говорить подобные вещи. И поздно вообще для каких-либо разговоров. Каждый из нас выбрал свою сторону. А я просто пытаюсь сделать вид, что правда не есть правда.
Лукас, впрочем, не сдается. Он ускоряет шаг, пока не оказывается практически впереди меня на тропе.
– Пожалуйста, Дол! Прислушайся к себе! Ты говоришь, что мы были рождены для того, чтобы это сделать, но ты ведь не знаешь почему. Мы не знаем, кто все это устроил. Это не наша судьба, а просто чья-то шутка. Жестокая шутка. У нас есть выбор. Ты родилась для того, чтобы быть Долорией де ла Круз, и ничем больше. Поднимись на холм – и ты сама сделаешь выбор, который со всем покончит. А я не в силах на это смотреть!
– Мария. – Я останавливаюсь.
– Что?
– Долория Мария де ла Круз. Меня назвали в честь моей матери, и я делаю это ради нее.
Я вижу лицо Лукаса в лунном свете и вдруг понимаю, что он плачет.
– Ради моего отца и моих братьев. Ради падре и Ро. Ради Тимы и Фортиса. Биггера, и Биггест, и Рамоны. Ради всех отсевков, которых схватили и увезли на стройку. – Я смотрю на него. – И ради тебя, Лукас.