Пепел падает с неба, словно снег. Он сыплется на разбросанные куски бетона и остатки Иконы, медленно укрывая землю. Он создает почти мирное впечатление.
Почти.
Я подхожу ближе к эпицентру взрыва, к тому месту, где стояла Икона. Где находился детонатор.
Где был Лукас.
Все, что осталось от него и Тимы, – это пепел, плывущий в воздухе вокруг меня.
Они исчезли.
Как падре, как Рамона-Хамона.
Как все, что я любила.
У меня начинает жечь глаза.
– Мы не можем их оставить.
Я произношу это вслух, потому что чувствую: Ро стоит позади меня. Должно быть, он сразу побежал вслед за мной на холм.
Я ожидаю, что Ро будет торжествовать. Огонь и сила взрыва разнесли Икону – именно так, как он того и хотел.
Но, обернувшись, я вижу, что Ро плачет.
Я иду мимо него к остаткам смотровой площадки, туда, где обрушившийся каменный балкон дает возможность увидеть обгоревшие, дымящиеся склоны и молчаливый город внизу. Моя нога обо что-то задевает, и я останавливаюсь. Это острый осколок бывшей Иконы. Точно такой же, какой я нашла прежде.
Я поднимаю его, ощущаю его вес в ладони.
Я чувствую, как он тлеет и гудит, все еще испуская биение своей собственной тихой жизни.
Меня переполняет чувство потери Лукаса. Я ощущаю самопожертвование Тимы. Я чувствую всю ту боль, которую заперла в себе. Мои родители, мой падре, Рамона. Миллиарды людей, которых больше нет в мире. Родители, дети, бабушки и дедушки… Теперь это невидимая история.
Миллиарды забытых лиц. Миллиарды непрожитых жизней. Миллиарды причин ненавидеть и убивать.
Искра внутри меня разрастается. Обломок Иконы разогревается в моих ладонях.
Я чувствую огромную печаль, но я чувствую и ярость тоже. Я чувствую страх, но я ощущаю и любовь, и она куда сильнее, пожалуй, сильнее всего. Я чувствую все, что научилась чувствовать в каждом, и я наполняюсь любовью.
Я протягиваю руки к небу, и к городу, и к далеким водам. Я не отталкиваю их. Я хочу все ощущать, я хочу позволить себе почувствовать все, что только можно. И всех.
Я отшвыриваю назад обломок.
Всю свою жизнь я боялась, что чувства могут захлестнуть меня. Что они слишком сильны для меня, а людей так много, а боль так велика. И каждую минуту каждого часа каждого дня я тратила на то, чтобы защититься от ощущения всей этой жизни вокруг меня.
Потому что чувства – это воспоминания, а я не хочу помнить.
Потому что чувства опасны, а я не хочу умирать.
Но этой ночью все иначе. Теперь все иначе. То, что мы потеряли, мы потеряли вместе. Я хочу ощущать эту потерю. Я хочу ощущать Хоул. Я хочу ощущать великую ценность жизни, всего, что осталось, когда исчезла Икона.
Я хочу ощущать все это.
– Дол? Ты в порядке? Что происходит? Тебе нельзя там стоять.
Я ничего не говорю. Я не могу.
Мне кажется, что мои руки охвачены огнем. Между ладонями, в которых я держала обломок, разрастается огромный шар энергии. Он покидает мое тело и растекается над холмом, над городом, над горизонтом. Энергия пульсирует ярко, словно искра самой жизни.
Я и есть Икона.
Не Икона Дома Лордов, а ваша Икона.
Почувствуйте то, что чувствую я.
Почувствуйте, что вы собой представляете.
Ваша печаль так же велика, как моя. И ваша любовь, и ваш гнев, и ваш страх. Это наши дары, и это наши дары – для вас.
Я слышу пульсацию энергии, когда та разлетается от меня, нарастая в бурном темпе, мчится волнами, словно взмахи птичьих крыльев. Словно общее биение сердца всего города.
Я распространяюсь, как какой-нибудь вирус. Не я… чувство. Идея. Я улыбаюсь себе, думая, что кто-нибудь должен донести об этом полковнику Каталлусу. Я более чем опасна. Я заразна. Он и понятия не имеет, насколько я заразна на самом деле.
Теперь я понимаю это. Я знаю, что делать со своим даром. Он мне казался слишком большим для одного человека, потому что таким он и был.
Это чувство принадлежит не только мне.
Я предназначена для того, чтобы делиться им.
Я беру свой дар и выпускаю его наружу. Я не Плакальщица, не сейчас. Мы все – одно. Мы все – Плакальщики, и Бунтари, и Возлюбленные, и Трусы.
Постигните это.
Постигните и будьте свободны.
Я принадлежу вам. И это все – вы сами.
И вот я ощущаю их, одного за другим. Удивленно. Медленно.
Они недоверчивы и дышат с трудом. Они всхлипывают и боятся. Они встревожены и осторожны. Их били, как собак, и они боятся, что их будут бить снова. Они больны. Они бедны. Они потеряли своих матерей, своих сыновей, своих братьев. Они жмутся друг к другу на голых матрасах в темных комнатах с зарешеченными окнами. Им больно дышать. Им больно надеяться.
Но они в состоянии это ощутить.
Вы именно таковы. Именно это придет к нам. А эта великая боль и есть жизнь. И эта радость, и этот страх, и этот гнев.
И эта надежда.
Все это принадлежит нам.
Чумаши. Ранчеро. Испанцы. Калифорнийцы. Американцы. Грассы. Лорды. Хоул. Мы.
Этот образ принадлежит нам.
Мы снова здесь, как были наши матери и их матери до них. Мы жили и умирали. И жили снова.
Мы были здесь первыми. И мы будем последними.
Почувствуйте то, что вы потеряли.
Почувствуйте то, что вы потеряли, и не теряйте этого снова.
Прислушайтесь к самим себе.
Мы не безликие.
Мы – не Безмолвный Город.
Позвольте вашим сердцам биться.
Будьте храбрыми. Будьте живыми. Будьте свободными.
Мои руки падают, и я бессильно прислоняюсь к остаткам каменной стены передо мной. Волна иссякла.
Покинула меня.
Я ощущаю, как по моему лицу бегут слезы. Даже Ро плачет рядом со мной. Я знаю это так же точно, как если бы смотрела на него.
– Бог мой, Дол! Что ты такое сделала?
Я не нахожу слов. Я тянусь к нему, и Ро привлекает меня к себе, обхватив сильными руками. Я истощена.
Я плачу на его коленях, не как Долория Мария де ла Круз, Дитя Иконы, но как Долория Мария де ла Круз, просто девушка.
Я есть и то и другое.
Я слышу, как лает и скулит Брут позади меня.
– Бру, ты что, застрял там?
Я иду на звук, пробираясь в дыму между обломками.
Ро следует за мной.