— Вот и отлично.
На следующий день мы с Сергеем Сергеичем поехали в банк. У дверей его поджидал какой-то человек, они поздоровались, пожали друг другу руки и вместе вошли в здание. Лапин предупредил меня, что ему при оформлении сделки будет помогать какой-то хороший человек, именно с этим человеком они сейчас занимались имуществом Анатолия. Я осталась сидеть в машине, поглядывая по сторонам. Неожиданно у меня зазвонил мобильный телефон. Сначала я решила, что это Сергей Сергеич хочет что-то уточнить. Но номер абонента был мне не знаком, звонили с городского аппарата, первые две цифры номера принадлежали центральной телефонной станции. Я ответила:
— Евгения Охотникова, слушаю вас.
— Здравствуйте, — мужской голос показался мне знакомым, хотя пока я не могла сообразить, кому он принадлежит.
— Добрый день.
— Вы действительно Евгения Охотникова? — уточнил мой собеседник.
— Разумеется. — Я начала догадываться, кто мне позвонил.
— Я Николай Станиславович Смирнов, из Черкасс.
— Николай Станиславович, вы позвонили с городского телефона, вы что, в Тарасове?
— Да, я в гостинице. После нашего с вами разговора я не мог сидеть на месте и немедленно прилетел в Тарасов. То, о чем вы говорили, — это очень серьезно. По телефону такие вопросы не решаются. Я хотел лично встретиться с вами и с Анатолием Сергеевичем. Это возможно?
— Конечно возможно. Я не ожидала, что вы так быстро отреагируете на мой звонок.
— А как же иначе? Если мне удастся вернуть хотя бы часть тарасовского завода, я смогу начать новую жизнь.
— Николай Станиславович, давайте мы с вами встретимся и все обсудим. Сегодня в три часа дня вас устроит?
— Разумеется, — быстро согласился он.
— Вы остановились в «Альбатросе?» — Я уточнила название гостиницы.
— Да, именно, а как вы догадались?
— В центре города она у нас лучшая, — усмехнулась я. — Значит, ровно в три буду ждать вас в холле, у барной стойки.
— А как я вас узнаю?
— У меня в руках будет ярко-красный пакет с надписью «Рибок», — ответила я после недолгого размышления. Этот пакет как-то невольно вырос в моем сознании, он уже третий день лежал в коридоре Льва Александровича и невольно привлекал мое внимание.
— Хорошо, буду вас ждать.
Мы простились, и я сразу набрала номер Льва Александровича:
— Лев Александрович, как там Толя?
— Плачет, — ответил старик.
— Ну, пусть поплачет, ему полезно будет. Лев Александрович, у нас сегодня гости будут, вы не возражаете?
— Конечно нет, — легко согласился гостеприимный хозяин. — Я как раз что-нибудь вкусное приготовлю, из книги рецептов, — обрадовался он.
— Хорошо, — усмехнулась я. — Лев Александрович, я вас еще кое о чем попросить хочу.
— Слушаю вас, Женечка.
— У вас в коридоре рядом с вешалкой лежит пакет, красный такой, с надписью «Рибок».
— Да, лежит, — удивленно ответил старик.
— Так вот, не выбрасывайте его, пожалуйста, и никуда не убирайте, он мне очень нужен.
— Хорошо, — Лев Александрович все еще недоумевал. — Я туда грязные носки складываю, их вытащить?
Я поморщилась и невольно рассмеялась:
— Лучше, конечно, вытащить. А другого такого же у вас нет?
— Есть, — быстро ответил он. — Такой же, только синий.
— Нет, синий не подойдет. — Я едва сдерживала смех. — Вытаскивайте носки из красного.
— Пошел вытаскивать, — доложил мне Лев Александрович и отключился.
Хозяйственные вопросы Лапин-старший улаживал почти два часа, но вернулся довольный и радостно сообщил, что в скором времени мы получим деньги. Я завезла счастливого старика ко Льву Александровичу, забрала красный пакет из коридора и пообещала, что вернусь с гостем.
Николай Станиславович Смирнов сидел за стойкой бара в холле гостиницы и озирался по сторонам, разглядывая всех входящих женщин. Он был единственным посетителем бара, поэтому мне не составило труда узнать его. Смирнов выглядел так, как я и представляла: невысокий, кругленький, седовласый дядечка лет пятидесяти, с густыми усами, которые придавали ему одновременно серьезный и в то же время несколько забавный вид. Через соломинку он потягивал из высокого стакана ярко-желтый коктейль. Я дождалась, когда рассеянный взгляд Смирнова зафиксируется на мне, и махнула красным пакетом. Смирнов понял мой знак правильно и поспешил навстречу.
— Это вы Евгения Охотникова? — уточнил он и после того, как я кивнула, заулыбался: — Я очень рад. Вы такая, — он покачал головой.
— Какая такая?
— Великолепная, — сказал он после короткой паузы. — Признаться, я ожидал увидеть женщину постарше и помассивнее. — Для убедительности он продемонстрировал руками габариты женщины-великана.
Интересно, что же у меня с голосом такое, если люди воображают меня громилой средних лет?
— Ну, рада, что я не такая массивная, как вам казалось.
— Я тоже рад, — Смирнов усмехнулся, его усы при этом подпрыгнули.
— Тогда поговорим о деле?
— Разумеется, — Николай Станиславович стал серьезнее и предложил мне присесть за столик в баре. — Вам что-нибудь заказать?
— Кофе.
— Два кофе, — крикнул он проходящему мимо официанту.
Со Смирновым мы разговаривали долгих два часа, выпили чашек пять кофе, отчего во рту образовалась неприятная горечь. Николай Станиславович рассказал мне подробности строительства тарасовского завода, от него я узнала новые детали старого дела, которые никак не красили бизнесмена Анатолия Лапина. Поговорили мы и про черкасский завод, в частности о том, как Николай Станиславович лишился завода из-за махинаций бухгалтерии и господин Красовский ловко отобрал у Смирнова развивающийся завод. В общем, бизнесмен из Смирнова был никудышный, все его обманывали, подсиживали, в результате он остался у разбитого корыта. Но, осознавая свои слабые стороны, Николай Станиславович решил начать все сначала и на этот раз быть жестким и требовательным. Тарасовский завод станет для него первой ступенькой в новую жизнь, он очень рассчитывал на него.
— Тогда не будем терять время. — Я выяснила все, что хотела. — Нас уже ждут, сейчас вы встретитесь с Анатолием Лапиным.
— Давно я ждал этой встречи. — В глазах Смирнова мелькнул огонек ненависти.
Анатолий Лапин понятия не имел, с кем ему предстоит увидеться, он, как и прежде, валялся на диване в большой комнате, щелкая пультом телевизора.
— Добрый вечер. — Лев Александрович, в переднике, встретил нас на пороге, ему не хватало только каравая в руках. — Очень рады, проходите, проходите.