— Я попробую ещё поработать с Зелимханом, — ответил Володя, — но только не сегодня. Поздно уже, устал я, а у меня завтра операционный день.
Толкачёв вышел из-за стола и пожал Володе руку:
— Спасибо за неоценимую помощь! Вас отвезут. До свидания.
Пока они доехали до дома, уже стемнело, и Володя, поднявшись к себе в квартиру, поужинал. Ну и что, плевать, что поздно. Лучше лечь спать сытым, чем полночи слушать, как недовольно бурчит пустой желудок.
Володя провалился в глубокий сон. Ему показалось, только голову к подушке приклонил, а уже будильник пиликает. Обычно он просыпался сам, за несколько минут до будильника — сказывалась многолетняя привычка.
В клинике сразу навалились проблемы. У Катренко из пятой палаты на второй день после операции поднялась температура; в седьмую палату поступил новый пациент с острым животом, и надо было срочно проводить обследование и решать, укладывать ли его на операционный стол или использовать консервативную терапию и понаблюдать.
Ординатор Лёшка, глядя на Володю, заметил:
— Что-то в последнее время ты изменился, Володя. Осунулся как-то, ни с кем не разговариваешь. Дома стряслось что-нибудь?
— Что у меня может произойти, Алексей? Жены нет, поругаться не с кем. И детей в ближайший год не предвидится.
— Не заболел часом?
— Типун тебе на язык.
Лёшка обиженно уткнулся в истории болезней: у врачей писанины много. Любые действия или назначения записать надо, и не столько для себя, сколько для проверяющих. А контролёров с каждым годом становилось всё больше. Известное дело, проверять легче и проще, чем работать, исходя из постулата «Кто не работает, тот не ошибается». Врачу иной раз и головы поднять некогда. На амбулаторном приёме по приказам Минздрава на каждого пациента отводится десять минут. Как реально за это время можно опросить, осмотреть его и выписать рецепты, когда иной дедушка эти злосчастные десять минут только раздеваться будет? Но никого из проверяющих не интересует, насколько качественно доктор лечит. Главное, чтобы бумаги соответствовали.
Володя чертыхнулся. Наверное, стареть начал, брюзжать. Осмотрев пациента, он назначил обследования, а получив результаты, взял его за руку, посидел, помолчал.
Пациент, пожилой мужчина, забеспокоился:
— Доктор, всё так серьёзно?
— С чего вы взяли?
— У вас такое лицо…
Он мешал сосредоточиться. Володя попросил его помолчать и сам закрыл глаза. Вкупе с анализами и переданными ему ощущениями диагноз прояснился.
— Любезный Иван Васильевич, оперировать вас надо.
— А без этого никак не обойтись?
— Пораньше надо было обращаться, сейчас болезнь запущена. Таблетками да уколами ситуации не исправишь, увы.
— И когда мне… под нож?
— Прямо сейчас готовить будем.
— Да как же это? Мне с женой посовещаться надо. Она на даче, приедет к вечеру. Меня ведь внезапно схватило. Я «Скорую» вызвал, и меня сразу сюда доставили.
— Правильно сделали. Пожалуйста, подпишите согласие.
— Нет, без жены не буду, — упёрся пациент. — Дело серьёзное, как без неё?
— Не хочу вас пугать, но к её приезду ситуация может стать хуже, и исход её я не гарантирую.
Володя разъяснил пациенту суть его болезни, но тот упорно стоял на своём.
— Дело ваше.
Володя доложил о пациенте заведующему отделением.
— Прободная язва, говоришь? — оторвался тот от документов, которые изучал. — Пусть пишет отказ от операции. Но ему без операции крышка через три дня. А зачем мне смертность в отделении? За показатели бороться надо.
— Если его жена доберётся сюда часа за два-три, можно и подождать.
— Показатели крови?
— СОЭ — 35, лейкоциты семнадцать тысяч.
— Владимир Анатольевич, куда ждать?
— Не хочет он без совета с женой.
— Ну, тогда сам к главному врачу пойдёшь объясняться в случае летального исхода. Иди и внуши деду всю серьёзность ситуации.
Володя вздохнул. А то он не пытался! Выходов было всего три: первый — оперировать, на что пациент не давал своего согласия, второй — дожидаться приезда супруги и последний — при получении отказа перевести его в терапию либо выписать домой. Хирургические койки должны работать по хирургическому профилю.
Володя Ивану Васильевичу всё так и разъяснил.
— Звонил я уже супружнице, едет.
— Когда будет? Скоро закончится рабочий день, операционная бригада, анестезиологи домой уйдут, останутся только дежуранты.
Иван Васильевич насупился:
— Вопрос важный, без совета с супругой я ничего подписывать не буду.
Ну что за люди! Другие пациенты за любую возможность выздороветь цепляются, а этот упёрся. Можно подумать, жена у него врач и способна оценить состояние и перспективы. Речь уже идёт не о сохранении здоровья, а о сохранении самой жизни.
К окончанию работы жена пациента так и не приехала, и Володя передал историю болезни дежуранту:
— Отказывается он решать вопрос без жены. Проследи, пожалуйста. Согласится — на стол его, откажется под роспись — флаг в руки. У нас не хоспис, в поликлинике очередь на госпитализацию.
— Сделаю в лучшем виде, — заверил Володю дежурный хирург.
В другое время Володя задержался бы в отделении и сам прооперировал пациента, будь на то его согласие. Но сегодня после работы ему надо было в госпиталь, дожать Зелимхана. Три снаряда уже в руках войсковых химиков, но один всё ещё спрятан где-то и несёт в себе смертельную угрозу. И выбор в данном случае не в пользу Ивана Васильевича. Невыявленный снаряд мог забрать не одну тысячу жизней петербуржцев.
Володя переоделся, зашёл в кафе и пообедал. Не хотелось ему идти в госпиталь, утомительно это, морально тяжело и неприятно, но надо. Долг это его как человека и как врача — спасать чужие жизни, испытание Господне.
До госпиталя он добрался на троллейбусе. Зайдя в палату, сразу включил ноутбук.
Зелимхан следил за ним с нескрываемой злобой. А спрашивается, чего злиться? Лично ему Володя сейчас ничего плохого не сделал. Зелимхана никто в Питере не ждал, никто его сюда не приглашал. Сам приехал, пакость хотел учинить. И ладно бы, если бы он только фанатиком был, а то ведь за деньги подрядился людей убить. Потому Володя решил с несостоявшимся террористом не церемониться, общаться с ним жёстко. Нет у Володи ни времени, ни желания проводить вечера у постели инородца.
Медсестричка меняла опустевший флакон на капельнице на полный. В госпитале ужин, слышно, как звенит посуда на раздаче. Столовая в отделении была рядом, за углом коридора.
Звон посуды, ложек отвлекал, мешал сосредоточиться, и Володя поймал себя на мысли, что раздражён. День задался неудачный. То с Иваном Васильевичем бесполезные уговоры, то Зелимхан мысленно сопротивляется. И всё же он должен был настроить себя на работу. Однако что-то беспокоило Володю, но что, он понять не мог.