Подвальное окно заслонили колесом бетономешалки. Теперь проникнуть в сауну, минуя засаду, было невозможно. Долинский и Зыков взяли кувалды. Котов достал из багажника «свой верный меч», то есть острейший мясницкий топор. Еще они добыли где-то три пожарных багра.
Лузгину и Вовке холодного оружия не дали.
– Расстановка простая. Мы трое заживо хороним себя в сауне. Чтобы или мы их, или они нас!
– Вот же у некоторых тяга к красивым словесам…
– Цыц! Владимир – на второй этаж. Разведка и прикрытие, никакой драки. Вова, заруби себе на носу, ты самый ценный в команде, бережешь наши мозги и показываешь обстановку в доме. Попробуешь влезть в мочилово, я тебя потом высеку. Андрей, ты у лестницы наверх, за углом. Если кто-то проскочит мимо поворота к сауне, хоть на пару шагов, выходи в коридор и стреляй в брюхо. Мы высунемся, затащим к себе баграми и прикончим. В таком вот аксепте. Капитан Котов инструктаж закончил.
– И последнее. Тоже всех касается. Сейчас Вова попробует дать нам картинку. Мы с Андреем ее, скорее всего, получим. Как остальные, не знаю. Если не выйдет, это ничего не меняет. Теперь совсем последнее. Едва Вова снимет глушение, «мастер» наверняка по нас врежет. Он очень устал, но шанса не упустит. Потом одумается и все силы бросит на зов о помощи. Предупреждаю – когда мы начнем давить упырей, короткие удары «мастера» еще возможны. Вова их блокировать не будет, его задача ставить помехи, чтобы от «мастера» наружу вырывались только жалобные вопли и никакой информации о засаде. Наш Владимир тоже не батарейка «Энерджайзер». Так что держитесь. Ну, по местам. Олег, я выключаю телефон. Если понадобишься, сам позову. Удачи нам. Андрей, лапу!
Все принялись жать друг другу руки. Зыков, вдруг расчувствовавшись, сгреб Вовку и прижал к груди. Оборотень выглядел задумчивым и отстраненным, он по-прежнему глушил «мастера», хотя прежнего ожесточения в Вовкиных глазах не было. «Мастер» действительно слабел с каждой минутой.
Лузгин представил себе живое существо, лишенное рук и ног, закатанное по подбородок в быстро-схватывающийся цемент… Все еще живое! Содрогнулся и наконец-то понял, какой заряд ненависти к вампирам несут в себе четверо его товарищей. Лузгин жалел «мастера».
А теперь ему предстояло стрелять в его порождения, гораздо более человекообразные. Вдруг они будут похожи на Катю? Сможет ли он?
– Вова, давай. Закрываем глаза, расслабляемся, ищем картинку.
Лузгин привычно нащупал в эфире волну оборотня и тут же увидел… Нет, ощутил дом и пространство вокруг. Радиус метров полтораста, как раз до выезда из тупика. А вот и «Мерседес». В нем четверо. Можно опознать Косого. Дом, цоколь, сауна, отлично чувствуются трое в засаде. Вовка наверху. Блеск.
– Долинский картинку взял.
– Лузгин взял.
– Котов взял. Голова кружится.
– А я ни фига не вижу.
– Одно слово, железный человек. Зато я тебя вижу и слышу.
– Хорошо, друзья, этого достаточно, теперь пробуем открыть глаза и удержать картинку в голове.
Лузгин послушно разжмурился. Ощущение пространства нарушилось, потом восстановилось. «Ну, Вова, ты даешь!» – «Я быстро учусь, – пришел ответ. – Я ведь говорил тебе, у меня в школе были хорошие отметки!» И Лузгин понял: Вовка никогда не обманывал его. Мыслеречь оборотня не позволяла лгать.
– Долинский картинку держит.
– У Котова все смазалось.
– Смажьте Котову мозги.
– А у нас с собой есть? Кстати, Робокоп, где мой акушерский саквояж? Намечаются трудные роды, а я не вижу инструмента.
– Да ты что! Вот он!
– Виноват. День безумный. Давай, когда все закончится, нажремся! В говно!
– И еще по бабам.
– Заметано.
– Женя, ты держишь картинку с открытыми глазами или нет?
– В общих чертах. Очень непривычно. Может, лучше мне не отвлекаться? Ты же расскажешь, что и как.
– Ладно, договорились. Внимание! Вова, снимай глушение полегоньку. Если кому-то будет совсем плохо, кричите, он снова прижмет нашего приятеля.
– Да приятель уже не дышит.
– Робокоп, в прошлый раз ты говорил то же самое. Дышит он, дышит. Грудь держал надутой до упора, пока цемент схватывался. Не дурак, сука.
– Вова, поехали.
Жужжание, к которому Лузгин уже отчасти притерпелся, начало убывать. Вместо него возвращался знакомый скрежет. Перехватило горло, заныла переносица, картинка от Вовки расплылась.
– Вяло, – сказал Долинский.
Через секунду «мастер» врезал, да так, что Лузгин повалился на пол. Голову стиснул невидимый обруч, человек машинально схватился руками за виски.
Никогда еще Лузгина не тошнило от боли. Теперь его рвало желчью, а потом выворачивало наизнанку пустой желудок, и это была ерундовая боль по сравнению с той, что раскалывала череп пополам.
– Всего-то десять секунд, – сказал Долинский.
– Я тебе морду набью… – прошептал Лузгин.
– За что?
– Вот за эти слова. Десять секунд! Я думал – минут.
– Ничего, теперь отдохнем полчасика. Эй, коматозники! Живы?
– Ну все, Долинский, ты меня достал своим юмором… – послышалось шипение Котова. – Следующее купание в цементе – твое.
– Ребята, что, правда вам плохо было?
– Мудак.
Лузгин кое-как уселся, положил на колени обрез и трясущейся рукой достал сигареты. Кто-то погладил его по голове.
Это был Вовка.
– Иди наверх, сынок. Я в порядке. Спасибо.
Вместо жужжания теперь в ушах стоял тихий свист.
«Это он зовет на помощь своих детенышей, – передал Вовка. И, поняв вопрос Лузгина раньше, чем тот успел сформулировать его, ответил: – Да, он так к ним относится. Он их родитель. Потом они вырастут и разбегутся, а он будет рожать новых и новых».
– Час от часу не легче, – вздохнул Лузгин.
– Андрей, картинка есть? Звук есть? – деловито выяснял Долинский.
– Все есть, отстань. Дай покурить.
– Перекур.
– Мудак, – сказал Лузгин вслух.
– Ружье протри заблеванное.
Лузгин, чертыхнувшись, полез за носовым платком.
* * *
Город оповестили о групповом побеге из психиатрического отделения, и он не слишком впечатлился. Ну, кое-где видели странные фигуры, все почему-то замотанные в одежду с головой. Одни психи шли быстро, другие еле ползли. Да и черт с ними. По сравнению с двумя загадочными приступами массового помутнения рассудка – ничего сверхъестественного. А о приступах уже разошелся слух, мол, случилась адской силы магнитная буря.
На южной окраине города беглые сумасшедшие вызвали куда больший интерес. Когда по вашей тихой улочке раз в две-три минуты проходит нечто из ряда вон – поневоле озадачишься. Как и ожидал Долинский, любопытствующих нашлось достаточно.