– Как думаешь, что она хотела сказать этим «Ты одна из них»? Она так каждому встречному говорит? – спросила Эви, стараясь не выглядеть встревоженной.
Мэйбел пожала плечами:
– Иногда мисс Адди шляется по дому в одной ночной рубашке. Мой папа лично несколько раз водворял ее назад в квартиру. – Мэйбел выразительно постучала пальцем по виску. – Там кое-каких винтиков не хватает. Наверное, она имела в виду, что ты одна из этих прожигателей-флэпперов, и ей это не по нраву. – Поддразнивая Эви, она поучительно помахала указательным пальцем в воздухе, как старая дуэнья. – Боже, это в самом деле будет лучшее время нашей жизни! – с таким энтузиазмом выпалила она, что Эви позабыла о мисс Адди и ее странных словах.
– О-че-де-лен-но! – согласилась Эви и подняла свой стакан. – За Беннингтон и его призраков!
– За нас! – добавила Мэйбел. Они звонко чокнулись стаканами.
Остаток дня девушки провели за приятной болтовней, и Эви вернулась в квартиру дяди только в восьмом часу. Уилл и Джерихо уже были дома. Квартира оказалась больше, чем она думала, и неожиданно уютной для берлоги холостяка. Огромное окно-фонарь выходило прямо на Центральный парк во всем его великолепии. Вокруг большого кабинетного радиоприемника стояли диван-канапе и пара кресел, и Эви вздохнула с облегчением. В квартире имелась и небольшая чистенькая кухонька, которой, по-видимому, нечасто пользовались. В ванной, прекрасно годившейся для отмокания после разнообразных приключений, не было любимых женских излишеств, но это легко исправить. Довершали планировку три спальни и маленький кабинет. Джерихо отвел ее в небольшую комнату с кроватью, письменным столом и гардеробом. Кровать поскрипывала, но была чистой и удобной.
– Эта комната ведет на крышу. – Джерихо показал на пожарную лестницу за ее окном. – Оттуда можно весь город увидеть.
– Ого, – выдавила Эви. – Шикарно.
Она не собиралась любоваться городом с крыши, у нее были куда более смелые планы: Эви собиралась отправиться в самое пекло. Прибыл ее багаж, и она принялась распаковывать вещи, заполняя пустые ящики и полки своими разноцветными чулками, шляпками, перчатками, платьями и плащами. Длинные жемчужные нити она развесила на спинке кровати. Единственной вещью, с которой она не расставалась никогда, была монета-подвеска – подарок Джеймса. Покончив с одеждой, Эви посидела с Джерихо и дядей в гостиной, пока они ели сандвичи, купленные в ближайшем магазине за углом.
– Как ты оказался на работе у моего дяди? – с наигранной серьезностью спросила Эви.
Джерихо посмотрел на дядю Уилла, жевавшего с набитым ртом, и ничего не ответил. Они помолчали.
– Что ж, думаю, это станет очередной загадкой нашего дома, – невозмутимо продолжила Эви. – Где пропадает Агата Кристи, когда она так нужна? Придется самой выдумать про вас истории. Так… Джерихо, ты был герцогом. Но покинул свое герцогство – смешное слово – и теперь скрываешься у дядюшки от врагов, желающих заполучить твою голову.
– Твой дядя был моим официальным опекуном до тех пор, пока мне в этом году не исполнилось восемнадцать. Теперь я его ассистент.
Они продолжили жевать свои сандвичи, так и не утолив любопытство Эви.
– Ладно. Это я съем, но как мог дядюшка…
– А меня обязательно так называть?
Эви прикинула что-то про себя.
– Да. Я в этом абсолютно уверена. Как дядюшка стал твоим опекуном?
– Джерихо был сиротой из детского госпиталя.
– Ой, прошу прощения. Но как…
– Думаю, мы достаточно обсудили эту тему, – прервал ее дядя Уилл. – Если Джерихо захочет, он расскажет сам.
Эви хотела съязвить, но потом вспомнила, что находится в гостях, и сменила тему:
– А в музее всегда так пусто?
– О чем ты? – спросил дядя.
– Пусто, будто все вымерли.
– Просто сейчас небольшое затишье.
– Затишье? Да это просто морг! И в нем нужны тела, иначе все пойдет кувырком! Нам нужна реклама.
Уилл усмехнулся:
– Реклама?
– Да. Ты же знаешь, что это такое? Прекрасное достижение цивилизации. Позволяет узнать людям, где взять то, что им нужно. Мыло, губную помаду, радиоприемники или, например, твой музей. Нам нужно придумать какой-нибудь звучный слоган, например: «Музей американского фольклора, суеверий и оккультизма – у нас есть свой дух».
– Лучше оставить все как есть, – мягко сказал Уилл, будто это что-то решало.
Эви низко присвистнула:
– Судя по тому, что я успела увидеть, – вряд ли. Правда, что городская администрация хочет закрыть музей за долги?
Уилл посмотрел на нее поверх очков:
– Кто тебе это сказал?
– Водитель такси. Кроме того, он сказал, что ты идейный и, может быть, даже большевик. Не то чтобы для меня это было недостатком, нет. Я просто подумала, что могла бы помочь тебе раскрутить музей. Заманить клиентов. Заработать денег.
Джерихо в растерянности смотрел то на Эви, то на Уилла. Затем робко откашлялся:
– Можно, я включу радио?
– Да, пожалуйста, – ответил Уилл.
Из динамиков вырвался голос диктора: «А теперь оркестр Пола Уайтмена “Ван Ван блюз”».
Радио разразилось затейливой мелодией, и Эви принялась вполголоса подпевать.
Она устала и сильно злилась. Семьдесят восемь часов подряд они с Яцеком плясали как сумасшедшие, на танцевальном марафоне, надеясь заполучить главный приз. Но Яцек в конце концов отключился и упал прямо на нее. Распорядитель отозвал их с танцпола, положив конец соревнованиям и их мечтам.
– Как ты мог упасть посреди танцпола, картофельная голова! – Она ударила его кулаком в плечо, когда они вышли из клуба. Яцек спотыкался и с трудом стоял на ногах.
– Я? Да я удержал тебя не меньше четырех раз. И ты все время наступала мне на ноги своими ластами!
– Ластами? – У нее от обиды защипало глаза. Она размахнулась, чтобы дать ему пощечину, но едва не упала от изнеможения.
– Ладно тебе, Рута. Не надо. Пойдем лучше домой.
– Я никуда с тобой не пойду, засранец!
– Ты же на самом деле не имела этого в виду. Иди сюда, посиди со мной на лестнице. А утром сядем на поезд.
Усталость, с которой она боролась все это время, накрыла ее.
– Я не могу вернуться вот так, чтобы все над нами смеялись, будто мы ничего из себя не представляем и никогда не прославимся! – Она почти плакала. Но Яцек уже ее не слышал. Он уснул на крыльце какой-то дешевой ночлежки. – Ну и оставайся здесь, мне-то что за дело! – крикнула она.
Рельсы надземки [24] на Третьей авеню нависали над ее головой, будто клетка. Рута шагала вдоль по Боуэри, выискивая вход на станцию, у которого не сидят бомжи и где можно будет спокойно подождать. Каждый шаг больно отдавался в ее голове – ей не хотелось возвращаться в Гринпойнт ни с чем, Бруклин, в маленькую двухкомнатную квартирку обветшалого дома в районе, где все говорят по-польски и старики курят сигареты перед витринами магазинов, в которых длинными гирляндами развешена колбаса. По сравнению с блеском Манхэттена это был просто другой мир. Она посмотрела вдаль, где мерцала Парк-авеню, обиталище богачей. Ей ведь нужно не так много. А она каждый день сидела на телефоне во второсортной адвокатской конторе, с трудом зарабатывая на то, чтобы иногда сходить в кино. Ей было всего девятнадцать, но она уже хорошо знала нужду и лишения и вечную жажду красивой жизни.