Расслабившись в тишине пустого кабинета, он достал из внутреннего кармана пиджака изящную коробочку, раскрыл ее и нежно провел пальцем по запонкам тонкой работы, покоившимся на черном бархате. Завтра они будут праздновать день рождения Эдварда. Он улыбнулся, предвкушая, как Эдвард изумленно спросит «что это?», раскроет коробочку и замрет, пораженный красотой маленьких вещиц с завитой буквой «Э», его инициалом. Он уже практический ощущал нежный поцелуй на своих губах. Эдвард, любовь всей его жизни и великая тайна.
И тут необычный звук отвлек Юджина от сладостных мечтаний. Веселое насвистывание. Он с раздражением подумал, что старый мистер Сандерс мог опять перебрать и теперь пьяный шатался по зданию, и окликнул:
– Сандерс, старик, это ты?
Свист тут же прекратился. Юджин, полностью удовлетворенный, вернулся к работе. Но спустя несколько мгновений звук повторился вновь: странная песенка эхом отдавалась от высоких сводов. На самом деле она была не просто странной – она почему-то вызывала ужас. На столе перед Юджином стоял телефон, и у него появился соблазн вызвать полицию. Но в какой глупой ситуации они все окажутся, если это действительно был просто перебравший Сандерс? И как будет унижен старик – ведь в молодые годы они были близкими друзьями с самим Досточтимым Мастером. Юджин легко мог испортить себе карьеру в братстве и никогда не подняться выше Младшего Хранителя. Нет, он не желал запятнать свою репутацию. Ведь он сам мечтал стать Досточтимым Мастером. Лучше разобраться с ситуацией самому. Если он сможет лично уладить все с Сандерсом, не привлекая внимания посторонних, старик, возможно, оценит его чуткость и порядочность. Это же классическая «перспектива, представленная как препятствие», о которой пишут в книгах по мотивации! Он решил встретить проблему лицом к лицу. И как им станет гордиться Эдвард!
Он крикнул в полумрак коридора:
– Сандерс, ты меня слышишь?
Никакого ответа, только это проклятое насвистывание.
Нервно поправив галстук, Юджин поднялся со своего уютного рабочего места и высунул голову из-за двери кабинета. В конце темного коридора потоком лился золотистый свет: дверь в Готический Зал оказалась приоткрытой. Молодой масон с любопытством двинулся к ней, минуя напыщенные портреты своих многочисленных учителей и наставников, висящие на стенах. Когда Юджин приблизился к двери, что-то заставило его остановиться. Странное предчувствие, зарождавшееся в самой глубине сердца и пульсировавшее вместе с кровью. Нечто, объединявшее его с заросшими шерстью предками, кучками сбивавшимися у огня в пещерах, первобытное ощущение опасности, которое не могли вытеснить ни технический прогресс, ни наука, ни атеизм. Он уже пожалел о том, что не стал звонить в полицию. Только амбиции заставляли его двигаться дальше. Неуверенно взявшись за ручку, молодой человек открыл дверь.
Золотистый свет, оказывается, шел от пламени, горевшего на центральном алтаре. Пока Юджин силился понять, что происходит – как огонь мог оказаться в Готическом Зале, – дверь резко захлопнулась за его спиной. Он потянул за ручку, на ходу придумывая объяснения происходящему: «глупый розыгрыш, хулиганы, которых надо как следует проучить, они за это еще поплатятся, еще и дверь снаружи заперли, молодежь нынче совсем обнаглела…»
Свист прекратился. Низкий, зычный голос заполонил весь Зал, эхом отдаваясь от сводчатого потолка.
– И они сбились с дороги добродетели и закона, вызвав священный гнев Божий.
Вдоль стены двинулась огромная черная тень. Поначалу ее можно было принять за силуэт высокого человека, но когда она мелькнула ближе, Юджин понял, что в ней нет ничего человеческого.
– И для седьмого жертвоприношения было веление Божье: верни еретиков из Храма Соломонова под всевидящее око Господа нашего, и смой их проступки огнем и кровью, ибо нет лучшего исцеления от греха, чем кровавая расплата…
Юджин Мэриуэзер в ужасе схватился за грудь, даже через коробочку, предназначенную для Эвдварда, чувствуя бешеный стук своего испуганного сердца. Стараясь думать только о любви всей своей жизни, масон медленно, обреченно повернулся. Стены издали жуткий многоголосый шепот, здравый смысл оставил Юджина, и он провалился во мрак преисподней.
Всю ночь Эви с Мэйбел провели в кутузке печально известной нью-йоркской тюрьмы, так называемого Склепа, в окружении пьяных флэпперов, уличных проституток и гигантской женщины, которая начинала рычать, как собака, если кто-нибудь случайно оказывался слишком близко. Мать Мэйбел приехала раньше всех и с высокомерным видом прошла к их камере.
– Я искренне надеюсь, что у вас было время как следует обдумать ваше поведение, девочки, – сказала она, глядя только на Эви. Было совершенно очевидно, что она считает ее полностью виноватой во всех злоключениях дочери.
– Пока, Эви, – грустно пробормотала Мэйбел, когда мама вывела ее наружу. Она поплелась вслед за ней, как осужденный на казнь, которому не дали последнего слова.
Когда Уилл внес залог за Эви, уже наступило семь утра. Город проснулся и стремительно оживал: наступило еще одно утро на Манхэттене, и они с Уиллом шагали по Уайт-стрит.
– Надо было оставить тебя там, – бросил Уилл, не сбавляя шага. Эви с трудом поспевала за ним. Ее голова раскалывалась от боли.
– Дядя, прости меня.
– Мы с тобой заключили соглашение: я не ограничиваю твою свободу, ты не доставляешь неприятностей…
– Понимаю. Я чувствую себя как Глупая Дора [51] , которая вляпалась в историю.
Уилл отрицательно покачал пальцем.
– Дело не в этом, Евангелина. Ты осознанно проигнорировала мою вполне обоснованную просьбу остаться дома. Ты мне солгала.
– Но я ведь не лгала фактически…
– Бегство из дома – то же вранье.
– Да, но… дядя, не мог бы ты идти помедленнее? У меня сейчас лопнет голова.
Казалось, утреннее солнце не светит, а дает ей затрещину прямо в глаз.
Остановившись у газетного киоска, дядя Уилл нервно провел рукой по волосам. К нему подбежал газетчик, но он его отослал.
– Какая же это была неудачная идея: я холостой бакалавр и понятия не имею, как быть родителем и даже дядей.
– Это неправда. Ты до ужаса дядеобразный. Ты, наверное, самый дядеобразный дядя из всех, кого я видела за свою жизнь.
– Нет такого слова – дядеобразный.
– Значит, его надо запатентовать! И поместить рядом твою фотографию.
– Эви, не пытайся мне льстить. Я запретил тебе выходить на улицу вчера вечером по очень веской причине. А ты решила не слушать меня…
– Да, но, дядя…
– И я просил тебя еще о том, чтобы ты не ввязывалась ни в какие неприятности… Теперь я понимаю, что весь этот план не работает.