Эви ничего не сказала.
– Удачи в поисках, – отшил его Маллой.
– Я не верю в удачу, я верю в упорство. Профессор, мы с вами можем составить неплохой тандем и задержать преступника, вывести его на чистую воду. Что скажете?
Дядя Уилл коснулся шляпы, прощаясь, и зашагал в сторону Шестой авеню. Ти-си подскочил к Эви.
– Наверное, там творится что-то тошнотворное – ты вся дрожишь, бедняжка. Давай-ка я тебе помогу. Простите ребята, простите, дайте пройти.
Вудхауз завел Эви за полицейский фургон, в сторону от суеты. Открыв внутренний карман пиджака, он показал ей фляжку:
– Тебе не нужно сжиженной храбрости?
Эви отпила глоток, затем второй.
– Спасибо тебе.
– Пустяки. Лучше расскажи, что там творилось.
Эви описала ему какие-то детали, намеренно умолчав о некоторых других.
– Если тебе что-нибудь понадобится, только дай знать своему приятелю Ти-си.
– Я хорошо это запомню, мистер Вудхауз.
Сделав еще глоток из фляжки, Эви поправила шарф.
– Как я выгляжу?
Вудхауз ухмыльнулся:
– Сногсшибательно, царица Савская.
– Пусть твой папарацци щелкнет меня с левой стороны – так я более фотогенична. И эта фотография должна быть недружелюбной, будто снята без моего разрешения. Ты понял?
Вудхауз хитро улыбнулся:
– Понятное дело.
– В мире не существует людей страшнее, чем хладнокровные убийцы. Хотя нет, есть еще репортеры, – громко сказала Эви, стремительно выходя из-за машины и профланировав мимо цепи полицейских, сдерживавших толпу репортеров.
Слегка обернувшись, она задержалась на мгновение – ровно настолько, чтобы фотограф «Дэйли Ньюс» успел сделать снимок. Забросив шарф за плечо, она побежала к Уиллу и поджидавшей машине.
Когда она уселась внутрь, ее настигла головная боль. Откинувшись на спинку сиденья, Эви принялась наблюдать, как мимо проплывает Шестая авеню. На соседнем переулке компания мальчишек играла в бейсбол, пребывая в блаженном неведении о жестокости этого мира. Эви надеялась, что они смогут быть такими как можно дольше. Маллой на переднем сиденье быстро строчил что-то в свой блокнот. Из-за скрипучего звука карандаша у нее разболелось сердце. Эви закрыла глаза и, сама того не замечая, принялась насвистывать мелодию, которую слышала в воспоминаниях.
– Давненько я ее не слышал, – заметил Маллой.
Эви подскочила на месте.
– Вы ее знаете? Что это за мелодия?
– «Страшный Джон, Страшный Джон, в белый фартук наряжен. Вскроет горло, кости заберет и за пару камней толкнет», – пропел Маллой. – В моем квартале пели эту страшилку, чтобы держать в послушании нас, детей. Говорили, что если мы не будем слушаться, может прийти Страшный Джон и забрать нас.
– Кто?
– Страшный Джон. Джон Гоббс. Расхититель могил, аферист и убийца. В своем доме он хранил трупы жертв – это тот особняк в старом городе.
– Он не может стоять за этими убийствами?
Маллой снисходительно ей улыбнулся:
– Вряд ли, мисс О’Нил.
– Но почему?
Он прекратил писать и посмотрел ей в глаза:
– Потому что Джон Гоббс был казнен более полувека назад.
Не обращая внимания на пульсирующую боль в голове, Эви спешила за Уиллом в музей, по пути доказывая ему свою точку зрения.
– Я слышала эту мелодию, когда держала в руках пряжку Руты Бадовски, и сейчас, когда прикоснулась к кольцу Мэриуэзера.
– Разве я не просил тебя ни при каких обстоятельствах не делать этого?
– А что, если мы упустили какой-то важный момент? Что, если наш убийца возомнил себя наследником Джона Гоббса?
– Ты строишь предположение, основываясь на детской песенке?
– Которую пели, имея в виду маньяка-убицу!
– Это очень сомнительный довод…
Джерихо с Сэмом наблюдали за ними с внимательностью спортивных болельщиков.
– Что вообще происходит? – поинтересовался Джерихо в тот самый момент, когда Сэм спросил:
– Зачем ты трогала кольцо на мертвеце?
Уилл и Эви даже не посмотрели в их сторону и продолжили яростно спорить.
– А зачем бы ты стал трогать кольцо на мертвеце? – переключился Сэм на Джерихо, но тот только пожал плечами.
– Дядя, это единственная ниточка, которая у нас есть, – сказала Эви.
– Хорошо, – сказал Уилл, выдержав паузу. – Если ты действительно считаешь, что это правда…
– Да.
– Тогда ты можешь сделать то, что делает каждый ученый, когда твердо уверен в своей фантастической гипотезе.
– Что?
– Пойти в библиотеку, – сказал Уилл. – В Нью-Йоркской публичной библиотеке непременно найдется все, что тебе нужно знать об этом Джоне Гоббсе.
– Я так и поступлю, – сказала Эви. Она повесила свои шляпу и шарф на чучело медведя.
– На данный момент мы точно знаем, что убийца следует алгоритму, описанному в Книге Братии, – сказал Уилл. – По поводу Храма Соломона – масоны называют свои ложи храмами, и они считают себя наследниками царя Соломона.
– Мы шли в верном направлении, но сделали не тот выбор, – заметил Сэм. – Каким будет следующее жертвоприношение?
Джерихо перевернул страницу гримуара.
– Восьмое жертвоприношение: поклонение ангельского глашатая. – Он тут же стал предлагать варианты: – Ангел – это церковь, священник или монах, кто-то по имени Ангел или Анжелика… глашатай – какой-то род посыльного… почтальон, радиоведущий, репортер, музыкант…
– Репортер, – согласилась с ним Эви. Она ожесточенно терла свои виски.
– Что такое? – спросил Уилл.
– Просто голова болит.
– Когда у тебя это началось?
– Это мелкая неприятность. Мама говорит, это все потому, что мне надо носить обманки – ой, очки, но я ленюсь. С моим зрением на самом деле все в порядке. В самом деле, пара таблеток аспирина – и я буду как новенькая.
Джерихо вручил ей лекарство и стакан воды.
– Дядя, почему ты на меня так странно смотришь?
Он наблюдал за ней с озабоченно нахмуренным выражением лица, но сейчас сделал вид, что протирает стол.
– Пей свой аспирин, – только и сказал он.
Мемфис был сам не свой. Весь день он проигрывал в голове свою встречу с Тетой, их захватывающее бегство от полиции, вспоминал, как она смотрела на него: с благодарностью и легким смущением. В тот момент ему ужасно захотелось слиться с ней в романтическом поцелуе. Из-за подобных мыслей Мемфис едва не попал в неприятности: в салоне красоты миссис Джордан он перепутал ставки миссис Джордан и миссис Робинсон, неправильно выписав им чеки.