— Обещаешь? — спросил мальчик, и в его глазах засветилась надежда.
— Обещаю, — твердо произнес Миллард.
Мальчик кивнул и взобрался на лошадь позади отца, а мы развернулись и миновали ворота города.
Город назывался Коул. Не Коултаун и не Коулвилль. Просто Коул. Уголь был здесь повсюду — лежал угловатыми кучами у задних дверей домов, струился клубами маслянистого дыма из труб, пятнами покрывал комбинезоны шагающих на работу мужчин. Мы сбились в тесную группу и заспешили на станцию.
— Идем очень быстро, — инструктировала Эмма. — Никаких разговоров. Смотрим в землю.
Мы все твердо усвоили правило, предписывающее всячески избегать зрительного контакта с нормальными людьми. Взгляды способствовали завязыванию беседы, беседа порождала вопросы, а странным детям было трудно отвечать на вопросы нормальных взрослых таким образом, чтобы это не порождало еще больше вопросов. Разумеется, если что-то и могло вызвать вопросы, так это группа грязных детей, путешествующая без сопровождения взрослых в военное время. Особенное внимание должна была привлечь к нам крупная хищная птица, сидящая на плече одной из девочек. Тем не менее, похоже, горожанам не было до нас никакого дела. Они бродили по узким улочкам Коула, скользя по нам равнодушными взглядами, и своими ссутуленными фигурами напоминали увядшие цветы. У них явно хватало проблем и без нас.
Железнодорожная станция оказалась такой маленькой, что я задался вопросом, останавливаются ли здесь вообще поезда. Посреди открытой платформы торчала крохотная будочка билетной кассы, единственное крытое сооружение на всю станцию. Внутри дремал, сидя на стуле, мужчина в сползших на кончик носа очках с толстенными стеклами. Эмма резко постучала в окошко, отчего клерк, вздрогнув, проснулся.
— Восемь билетов до Лондона! — заявила она. — Нам необходимо быть там уже сегодня днем.
Клерк уставился на нас сквозь мутноватое стекло. Сняв очки, он тщательно их протер и снова водрузил на нос, чтобы убедиться, что зрение его не подводит. Вне всякого сомнения, вид у нас был весьма «привлекательный»: забрызганная грязью одежда, торчащие во все стороны нечесаные волосы. Рискну предположить, что и запах от нас исходил соответствующий.
— Мне очень жаль, — ответил клерк, — но все билеты проданы.
Я огляделся. Не считая нескольких дремлющих на скамейках человек, станция была пуста.
— Что за вздор! — заявила Эмма. — Немедленно продайте нам билеты или я пожалуюсь на вас железнодорожным властям за дискриминацию детей!
На ее месте я вел бы себя более сдержанно, но Эмму чванство и самодовольство мелких бюрократов выводили из себя.
— Даже если бы такое положение в законодательстве действительно существовало, — возразил кассир, презрительно вздергивая нос, — оно бы уж точно не имело ни малейшего отношения к вам.Если вы не в курсе, сейчас идет война, и по стране Ее Величества необходимо перевозить грузы поважнее каких-то там детей и животных… — он смерил суровым взглядом мисс Сапсан, — …которых запрещено заносить в поезд в любом случае!
Поезд вполз на станцию с громким шипением и остановился у платформы, визжа тормозными колодками. Кондуктор высунул голову в одно из окон и закричал:
— Восемь тридцать до Лондона, посадка!
Люди, спавшие на скамейках, встали и зашаркали к поезду.
К кассе подошел какой-то мужчина в сером костюме. Отодвинув нас в сторону, он сунул клерку деньги, получил билет и заспешил к поезду.
— Вы сказали, что билетов нет! — принялась возмущаться Эмма, громко стуча по стеклу окошка. — Вы не имеете права так поступать!
— Этот джентльмен купил билет в вагон первого класса, — объяснил клерк. — А теперь прочь, маленькие назойливые попрошайки! Отправляйтесь обшаривать карманы в другом месте!
Тут к окошку шагнул Гораций.
— Попрошайки по определению не располагают большими суммами денег, — произнес он и, сунув руку в карман, извлек из него толстую пачку банкнот. — Если вы продаете билеты только в первый класс, значит, там мы и поедем!
Клерк подскочил на стуле, уставившись на стопку денег на стойке. Мы тоже смотрели на них, открыв рты и пытаясь понять, где раздобыл их Гораций. Пересчитав банкноты, клерк произнес:
— Да тут достаточно, чтобы выкупить места во всем вагоне!
— Значит, давайте нам весь вагон! — заявил Гораций. — Таким образом, вы сможете не беспокоиться о карманах других пассажиров.
Клерк покраснел и, заикаясь, произнес:
— Д-да, сэр… простите, сэр… надеюсь, что вы расцените все, что я сказал ранее, как шутку…
— Просто дайте нам эти чертовы билеты, чтобы мы могли сесть в поезд!
— Сию секунду, сэр!
Клерк подвинул к нам пачку билетов в вагон первого класса.
— Приятного путешествия! — произнес он. — И, пожалуйста, не говорите никому, что это я вам сказал, но на вашем месте я бы спрятал эту птицу подальше с глаз. Кондукторам она не понравится даже в первом классе.
Мы зашагали по платформе, сжимая в руках билеты. Гораций раздулся от гордости и напоминал павлина.
— Где ты взял столько денег? — спросила Эмма.
— Я спас их из комода мисс Сапсан перед тем, как наш дом загорелся, — ответил Гораций. — А потом пришил для них специальный карман к костюму.
— Гораций, ты гений! — сообщила ему Бронвин.
— Если бы он был настоящим гением, он бы не отдал все наши деньги до единого пенса, — фыркнул Енох. — Ты считаешь, что нам и в самом деле нужен весьвагон?
— Нет, — ответил Гораций. — Но было так приятно поставить этого типа в дурацкое положение, разве нет?
— Не могу не согласиться, — буркнул Енох.
— Это потому, что истинное назначение денег — манипулировать людьми и заставлять их чувствовать, что они хуже тебя.
— Я не вполне в этом уверена, — покачала головой Эмма.
— Да шучу я, шучу, — успокоил ее Гораций. — Конечно же, они нужны для того, чтобы покупать одежду.
Мы уже хотели войти в вагон, как вдруг нас остановил кондуктор.
— Покажите мне свои билеты! — потребовал он и уже протянул руку к пачке билетов, которые подал ему Гораций, как вдруг заметил, что Бронвин что-то запихивает себе за пазуху. — Что у вас там? — подозрительно нахмурился он.
— Вы это о чем? — Бронвин пыталась говорить как можно непринужденнее, одновременно запахнув полу пальто над извивающимся живым комочком внутри.
— О том, что у тебя под пальто! — ответил кондуктор. — Не надо играть со мной в игры, девочка.
— Это, э-э-э… — Бронвин попыталась что-то быстро придумать, но у нее ничего не вышло. — Птица?
Эмма опустила голову. Енох накрыл глаза ладонью и застонал.