– «Собаку Баскервилей». Когда вы читали ее в последний раз?
– Вы говорите про повесть о Шерлоке Холмсе? В девятом классе. Может, в восьмом. А что?
– Вы помните свое первое письмо об этой вашей работе? Вы упомянули в нем о встрече между Артуром Конан Дойлом и Оскаром Уайльдом. Во время этой встречи Уайльд рассказал Конан Дойлу жуткую историю, которую слышал во время поездки по Америке.
– Да, – сказала Кори, кинув взгляд на стол: ей не терпелось вернуться к работе.
– Вам интересно будет узнать, что одну из остановок во время своего турне Оскар Уайльд сделал именно здесь, в Роринг-Форке?
– Я знаю. Дойл написал об этом в своем дневнике. Один из здешних добытчиков поведал Уайльду историю о гризли-людоеде, и Уайльд передал ее Дойлу. Именно это и натолкнуло меня на мысль об этой работе.
– Превосходно. Мой вопрос такой: вы не думаете, что история, рассказанная Уайльдом, вдохновила Дойла написать «Собаку Баскервилей»?
Кори переступила с одной замерзшей ноги на другую.
– Возможно. Даже вероятно. Но я что-то не вижу связи.
– Связь вот в чем: если вы внимательно прочтете «Собаку», то, быть может, найдете подсказки к тому, что здесь случилось на самом деле.
– Что случилось на самом деле? Но… я уверена, что Уайльд услышал и пересказал Дойлу выдуманную историю. Никто не мог знать правду о том, что эти добытчики не были убиты медведем.
– Вы уверены?
– Дойл в своем дневнике писал о «седом медведе». Он не упоминал о шайке каннибалов.
– Задумайтесь вот о чем: что, если Уайльд выслушал настоящую историю и пересказал ее Дойлу? Что, если Дойл счел эту историю чрезмерно жуткой и не стал записывать в свой дневник? Что, если Дойл скрыл часть информации в «Собаке»?
Кори подавила в себе желание усмехнуться. Неужели Пендергаст говорит серьезно?
– Извините, но все это домыслы. Неужели вы в самом деле предполагаете, что история о Шерлоке Холмсе может пролить свет на мой проект?
Пендергаст не ответил. Просто стоял в своем черном пальто и смотрел на нее.
Девушка вздрогнула от холода.
– Послушайте, я надеюсь, вы не обидитесь, но я бы хотела вернуться к работе. Если вы не возражаете.
Пендергаст и на это ничего не сказал, просто смотрел на нее своими светлыми глазами. По какой-то причине у Кори возникло четкое ощущение, что она сейчас не прошла какое-то испытание. Но с этим она ничего не могла поделать; ответ был не в детективных рассказах, а здесь, в самих костях.
Долгое мгновение Пендергаст смотрел на нее, потом едва заметно поклонился.
– Конечно, мисс Свенсон, – холодно сказал он, повернулся и вышел из ангара так же неслышно, как и появился.
Кори смотрела ему вслед, пока не услышала слабый щелчок закрывающейся двери. И тогда – со смесью нетерпения и облегчения – она вернулась к земным останкам Эйзы Кобба.
Шеф полиции Стенли Моррис закрыл дверь своего кабинета и приказал секретарю не беспокоить его ни по какому поводу, пока он будет обновлять данные на пробковой доске. Именно так шеф полиции пытался справляться со сложными делами – сводил все к разноцветным карточкам размером три на пять дюймов, каждая из которых символизировала собой какой-нибудь факт, улику, фотографию или свидетеля. Он пришпиливал их в хронологическом порядке к пробковой доске, а потом с помощью бечевки соединял карточки, пытался отыскать в них систему, подсказку или взаимосвязь.
Этот стандартный метод верой и правдой служил ему прежде. Но теперь, вглядываясь в хаос, царящий на пробковой доске, в этот избыток цветов, в переплетение бечевок, устремляющихся в разных направлениях, он начал подумывать о том, что ему, возможно, требуется другая система.
Зазвонил телефон, и он снял трубку:
– Ширли, бога ради, я же просил меня не беспокоить!
– Извините, шеф, – сказала Ширли, – но тут кое-кто хочет вас срочно увидеть.
– Да будь это сам папа римский, мне все равно. Я занят!
– Это капитан Стейси Боудри.
Ему потребовалась целая минута, чтобы смысл услышанного дошел до него в полной мере. Он похолодел: «Только этого мне не хватало».
– Господи Исусе… Ну хорошо, пусть войдет.
Прежде чем он успел подготовиться, дверь открылась, и вошла поразительно красивая женщина лет тридцати пяти и ростом не менее шести футов. Капитан Боудри коротко стригла свои каштановые волосы, у нее было красивое лицо и проницательные темно-карие глаза.
Он встал, протянул руку:
– Шеф полиции Стенли Моррис. Никак не ждал вас увидеть.
– Стейси Боудри, – представилась женщина, пожимая протянутую руку.
Одета она была небрежно: джинсы, белая рубашка и кожаная жилетка, – но ее отличала военная осанка. Моррис предложил ей сесть, и она села.
– Прежде всего, – сказал шеф полиции, – я бы хотел попросить у вас извинения за историю с эксгумацией вашего, э-э, предка. Я понимаю, насколько это может огорчить. Мы в Роринг-Форке поверили застройщикам, которые должны были произвести тщательные разыскания, и я был поражен, искренне поражен, когда мне показали ваше письмо…
Боудри одарила его теплой улыбкой и махнула рукой:
– Не беспокойтесь об этом. Я не очень расстроена. Правда.
– Что ж, спасибо за понимание. Я… Мы сделаем все как надо, я вам обещаю. – Шеф полиции понял, что он чуть ли не мямлит.
– Это не проблема, – сказала Боудри. – Дело вот в чем. Я решила забрать останки, как только обследование будет закончено, и перезахоронить их на нашем старом семейном участке в Кентукки. Поэтому я и приехала. Так что, как видите, больше нет оснований перезахоранивать Эммета в первоначальном месте погребения, как я просила прежде.
– Я бы солгал, сказав, что не чувствую облегчения. Тогда ситуация становится проще.
– Послушайте… это у вас не кофе пахнет?
– Хотите чашечку?
– Спасибо. Черный. Без сахара.
Шеф позвонил Ширли и попросил принести кофе – вторую чашку для него. Наступило неловкое молчание.
– Итак, – заговорил Моррис, – вы давно к нам пожаловали?
– Нет, всего несколько дней назад. Прежде чем заявить о себе, я хотела сориентироваться, так сказать. Насколько я понимаю, мое письмо произвело некоторую сенсацию, и у меня не было желания пугать тут всех, врываясь в город на манер Одинокого рейнджера [20] . По правде говоря, вы первый, кого я посетила.
Ее слова словно гору сняли с плеч шефа полиции. И не только слова, но и располагающие, спокойные манеры.