Посвящается Онеиде Боржес,
поддержка и содействие которой были решающими
в создании и публикации этой книги
Автор выражает признательность
Жулиане Терра,
за ее сердечное участие
и Жулии Невес
за помощь в работе над текстом
Обо всем догадавшись, я посмотрел на небо. Казалось, оно гневается. На меня, наверное. Я решил оставить все как есть. Буду пускать по воде бумажные кораблики. Тело мое пребывало в каком-то смутном волнении, возбуждении. Чего-то хотелось, а чего – сам не знаю.
Мне показалось, что моя собака Динда мне не рада. Я бросил ей кусок свежего хлеба, который ел сам. Она и ухом не повела. «Сердится», – подумал я. Продвигаясь вдоль огороженного двора, я обогнул дом. Пальцы мои скользили по грязным, облупленным стенам. Земля на клумбах растрескалась, цветы завяли. Хотел было я их полить, да передумал: лейка долго стояла на солнце, и вода в ней сильно нагрелась. Я подпрыгнул и закричал, как будто желая пробудить свой дремлющий внутренний мирок. Перепачканные трусы сжимали мне член. От прыжка я возбудился. Прикоснувшись рукой, я почувствовал, что он затвердел и выпрямился. Единственное живое существо за целый день. Я сладострастно сжал его пальцами, и кровь прилила мне к лицу. Я прошел через кухню, ничего не замечая – даже матери, хлопотавшей у плиты, – и устремился в тесную ванную. Закрылся на деревянный засов. Член у меня стал словно каменный. В моей руке он ожил и вырос. Твердость посреди бессилия. Несмотря на малый возраст, тысячи фантазий роились у меня в голове. Левой рукой я схватился за кран, чтобы не упасть. Закрыв глаза на всё, что происходит вокруг, я погрузился в фантазии, которые вызывают эти движения. Я самозабвенно наслаждался возникающими образами. Передо мной колыхались огромные груди. Круглые попки и раздвинутые женские ноги теснились в моем воображении. Попки! Ах, до чего же я их обожал!
Возбужденный и уже готовый кончить, я стоял на цыпочках и едва держался на ногах, как вдруг за моей спиной возникла тень отца. Я чуть не вскрикнул. А он грозно закричал: «Бесстыжий мальчишка! Щенок паршивый! Ну-ка, вон отсюда! В моем-то доме! Такого я сроду не видал! Бесстыдник! Пошел вон!». Я со страху чуть в обморок не упал. Холодный пот покрыл все мое тело. Член у меня в руке моментально обмяк. Разъяренный голос отца и запах перегара сильно напугали меня.
Скользя по полу и стараясь остаться незамеченным, я вышел из ванной. Отец подстерегал меня у кухонной двери. Я уже знал, что меня ждет. Ему доставляло какое-то извращенное наслаждение бить меня. С бессмысленным видом он схватил меня под локоть и закатил несколько оплеух. «А если мать увидит это безобразие? Она же глядеть на тебя не захочет! Занимайся этим хоть в лесу, что ли, если так приспичит». Он еще раз ударил меня и с бранью вошел в дом, хлопнув дверью. Я тут же забрался в корыто для стирки белья, свернулся калачиком и долго не вылезал.
Я посмотрел на свой вялый, скукожившийся член и подумал: неужели я один такой? Может, лучше было бы жить без члена? Я толком не знал, чем отец с матерью занимаются ночью в спальне. Порой мне казалось, что ничего особенного там не происходит, но отчего же они так стонут?.. Им что, больно? Мне не раз приходилось видеть у девочек странную припухлость и разрезик между ног. А еще я видал, как мочился отец – член у него был громадный, точно слоновий хобот. Царица Небесная! И, ясное дело, член у меня снова затвердел. Машинально и еще с большим, за счет риска, наслаждением я взял его в руку и после нескольких торопливых движений застонал и кончил. Вытекла вязкая жидкость, и я замер в углу корыта. Думать ни о чем не хотелось.
На душе было неспокойно. Вина, раскаяние, желание скрыться. Это ведь нехорошо? А если мать узнает? Неужели она и взаправду глядеть на меня не захочет? Я ведь так ее люблю! Меня терзала совесть. Но это было так приятно…
Мне хотелось побольше узнать, чтобы было еще приятнее. Член у меня напрягался. В голове теснились мечты о красивых попках, куда я беспрепятственно входил, ожидая того, о чем говорили и что расхваливали мальчишки постарше: густая молочно-белая жидкость проникнет внутрь женщинам или, растекаясь, измажет им бедра, а я закричу от наслаждения… Но почему же взрослые боялись, порицали, называли это безобразием, а меня – бесстыдником, если я задавал вопросы? Приходилось всё делать исподтишка, чтобы не попасться с поличным. Нужно было скрывать непроизвольно напрягающийся член, желание совокупляться, проникать в попки, раздвигать ноги и лизать мякоть… Зачем?
Школа была для меня настоящей тюрьмой. Каждый день одно и то же. То, что там рассказывали, казалось мне, никогда в жизни не пригодится. Я частенько прогуливал уроки. Невыносимо было видеть и слушать людей, которым, по-видимому, до нас нет никакого дела. Много теории, мало практики. Неужели я один так считал? Отметки у меня были лучше, чем у большинства одноклассников, которые без остановки строчили в тетрадках. Мне нравилось рыбачить на озере, ловить птиц в бамбуковых зарослях, запускать воздушного змея, трогать за попки девочек и высматривать, какого цвета у них трусики. А еще я частенько бился об заклад и почти всегда выигрывал. Лучшей наградой мне был член в попке у мальчишек, с которыми я заключал пари.
Некоторым учителям я почему-то нравился. Они возлагали на меня большие надежды, считали меня умным и много со мной занимались. Среди них была дона Силвинья. Она явно оказывала мне предпочтение. Я решился задать ей вопросы, которые не давали мне покоя. Те самые!
Не помню, когда это случилось. Она была не просто толстой и некрасивой учительницей. Она казалась женщиной, способной подарить наслаждение. Груди у нее были преогромные. Она старалась их скрыть под блузками свободного покроя и темных цветов. Зад у нее был необъятный, размером с большую карту нашей обширной страны. Частенько я ее методически делил на штаты. Центр был моим – черт с ними, с окраинами. Такое изобилие сводило меня с ума. Нищеты мне хватало и дома. Эти вызывающие выпуклости как будто жили своей собственной жизнью. И я обожал эту толстозадую бабищу! На ней всегда были юбки ниже колен, скрывающие пухлые бедра и икры. Как только ее крошечные ножки, запихнутые в туфельки на низком каблуке, удерживали в равновесии такую груду! Я глядел на нее, пока писал на доске. Задница, похожая на два футбольных мяча, завораживала меня. Мне хотелось знать, какова она безо всего, совсем голая. Теплая или холодная – это можно определить только на ощупь. Я воображал, как она раздвигает ноги и крепко обхватывает меня. Член готов был проткнуть тесные брюки, купленные на вырост два года назад. Меня это одновременно беспокоило и возбуждало. Сев на стул, я попытался привести себя в порядок. Мои голодные глаза блуждали, таращась на плоть, которую я мысленно раздевал. Пуговиц-то как много! Неужели нарочно для того, чтобы обуздать дерзкие фантазии! Думаю, что она стыдилась своих пышных форм. А мне недоставало терпения, чтобы расстегивать пуговицу за пуговицей. Вот бы они сразу отскочили, да еще с оглушительным треском! Красота! Как она вообще ходит, когда груди у нее все время колыхаются из стороны в сторону? Они больше моей головы, и я задохнулся бы, приди мне фантазия взять их в рот. Когда, после отчаянной борьбы, мое воображение срывало с нее юбку, а вместе с ней и трусы размера GG. Не знаю, почему, но я представлял ее себе волосатой, точно мужчина. Наверное, потому, что у нее росли усики. Возбуждение приводило меня в неизбывное отчаяние. Я грубо валил ее на стол, залезал сверху, со вставшим членом, обнимал эту громаду, раздвигал ей пухлые ноги, терся лицом о ее лоно и до изнеможения кусал его, словно изголодавшийся пес. Когда я наконец засунул член ей в зад и ожидал, что вот-вот кончу, до меня донесся тонкий, визгливый голос: «Луизинью, Луизинью, ты что, не слышал звонка? Урок окончен. Пойдем». Я очнулся от грез и почувствовал себя до крайности неловко. Я не мог встать, иначе член прорвал бы мне брюки. Тут я решил воспользоваться случаем, чтобы разрешить свои сомнения. Она была учительницей естествознания, но мои вопросы смутили ее. Мне хотелось узнать о сексе. То, что она могла бы мне рассказать. Я и мечтать не смел, что она расскажет мне всё. Пусть хотя бы опишет, что у девочек под юбками. Что такое эрекция? Отчего член у меня твердеет и мне хочется засунуть его девочкам в попу? Что при этом ощущают женщины? Почему я так часто об этом думаю? Она замужем, имеет детей, так что могла бы мне помочь. Вся залившись краской, она тяжело дышала и избегала смотреть мне в глаза. В замешательстве она вертела в руках школьные принадлежности и все время их роняла. Бормоча извинения, она посоветовала мне обратиться к учителю физкультуры. Он мне всё объяснит.