Стоит хотя бы одному из них приблизиться к Молли, и все кончится.
Я подумал о том, каково это было бы — увидеть смерть ученицы с открытым Зрением, и едва не пошатнулся. Случись такое, и я никогда уже не отделаюсь от этого ужаса. Это не оставило бы от меня ничего. Только чувство вины. И гнева.
Я поспешно убрал Зрение.
— Должно быть, это трудно, — произнесла моя крестная, неожиданно оказавшись рядом со мной, — наблюдать такое, не в силах повлиять на исход.
— Черт! — выпалил я это или что-то в этом роде, подпрыгнув от неожиданности. — Блин-тарарам, Леа, — пробормотал я сквозь зубы, придя немного в себя. — Так вы меня видите?
— Ну разумеется, сэр Рыцарь, — отозвалась она. Зеленые глаза ее сияли. — Как бы я смогла исполнять свой долг — следить за духовным ростом и развитием моего крестника, — не будь я в состоянии видеть и слышать духов вроде тебя?
— Но вы ведь всего пару минут назад узнали, что я здесь. Или не так?
Она рассмеялась — совершенно искренне, но звук все равно получился довольно зловещий.
— Я вижу, твоя способность удивляться очевидному осталась материальной — даже при том, что о тебе самом этого не скажешь.
Стена сине-зеленого огня высотой футов семь вдруг выросла и разбежалась в обе стороны, перегородив стоянку примерно посередине между оборонявшейся Молли и «водолазками». Огонь издавал жуткий визг, и в его языках плясали и корчились чудовищные рожи.
Я даже зажмурился. Срань господня...
Такому я девочку не учил.
Леа прищелкнула языком, наблюдая за представлением.
— Она не без способностей, но полна юношеских страстей. Она стремится к развязке, не выстроив ничего, что помогло бы такой... открытости... действовать эффективно.
Я не до конца понял, что моя крестная имеет в виду, но решил, что сейчас неудачный момент просить у нее объяснений...
А впрочем, почему?
То есть что я еще мог сделать, а?
— Что вы хотели этим сказать? — спросил я как мог вежливо. Мне почти удалось не скрежетать при этом зубами.
— Столь... — она брезгливо скривила губы, — открытое и вульгарное злоупотребление такими стенами огня подобает лишь перепуганным детишкам или тому, что снимают в Голливуде. Будучи грамотно выстроенными в удачный момент, они способны на короткое время напугать неприятеля, но во всем остальном бесполезны. И, само собой, выдают неважный вкус. — Она неодобрительно покачала головой. — Настоящий ужас куда тоньше.
Я смерил крестную пристальным взглядом.
— Чего?
— От завес немного толка, если на земле лежит снег, — пояснила она. — Следы, видишь ли. Скрыть такое количество индивидуальных вторжений в ландшафт довольно трудно. Поэтому, чтобы выжить, она должна выбрать другой способ.
— Остановите это. Вы же дождетесь, пока ее убьют! — возмутился я.
— О, детка, — с улыбкой отвечала Леанансидхе. — Я занимаюсь этим очень, очень давно. Любое обучение включает в себя элементы риска.
— Угу, — кивнул я. — И посмотрите, что стало с вашим последним учеником.
Глаза ее блеснули.
— Да. Из какого-то перепуганного ребенка он за счита-ные годы превратился в оружие, начисто сокрушившее одну из влиятельнейших мировых сил. Благодаря моему ученику от Красной Коллегии остались одни руины. И ведь это отчасти моя рука вылепила его.
Я стиснул зубы еще крепче.
— И вы хотите проделать то же самое с Молли?
— Не исключено. У нее талант к версамиломании.
— Верса... чему?
— К наведению иллюзий, — объяснила Леа. — У нее есть талант, но ее непонимание того, что значит наводить ужас, вызывает у меня отчаяние.
— Так вот чему она у вас учится? Страху?
— В том числе.
— Вы не учите ее, крестная. Учителя так не делают.
— Что есть педагогика, если не искусство растить и вскармливать силу? — отозвалась Леа. — Смертные любят трепаться о редких приступах озарения, о даре познания, но полагают, будто педагогика — ремесло вроде кузнечного или целительского, или вроде потчевания ложью с экрана телевизора. Но это не так. Это просто посадка ростков силы в новое поколение, не более того. Для нее — как и для тебя — занятия требуют реального риска. Если хочешь добиться успеха, конечно.
— Я не позволю вам превратить ее в оружие, крестная.
Леа выгнула дугой ало-золотую бровь и снова блеснула зубами.
— Тебе стоило подумать об этом при жизни, детка. Скажи, что именно ты сделаешь, чтобы помешать мне?
Я стиснул в бессилии кулаки.
Тем временем огненная стена смутила «водолазок» — но не остановила совсем. Возможно, ей просто не хватало высоты. На моих глазах трое из них подступили к стене. Двое сцепили руки, а третий с разбега встал ногой в получившийся замок, и первые двое подкинули его вверх и вперед. Он взмыл в воздух на два десятка футов и перелетел через огонь.
В верхней точке параболы он сделал сальто, приземлился и застыл, пригнувшись, с мачете в правой руке и пистолетом в левой. С каким-то убийственным спокойствием он выпустил две пули в ту Молли, что палила из дробовика, и еще две — в другую, с пистолетами. Не успело стихнуть эхо выстрелов, как рядом с ним приземлился, перемахнув через стену, второй «водолазка», в котором я узнал вожака. Никакого оружия у него в руках я не увидел, но судя по тому, как оттопыривались висевшие у него на поясе мешочки, я предположил, что там у него наверняка что-то опасное. Он так и остался оглядываться по сторонам, пригнувшись, в то время как его партнер прикрывал его.
Молли-С-Дробовиком медленно осела на землю, так и продолжая рыться в кармане в поисках патронов. Тонкий слой снега под ней мгновенно покраснел от крови. Голова Молли-С-Двумя-Пистолетами дернулась назад, во лбу ее появилась темная дырка, и она тряпичной куклой повалилась в снег. Молли-Швырявшаяся-Мотоциклом взвизгнула и подхватила выпавшие из рук двойняшки-пистолеты.
Водолазка-Прикрытие вскинул пистолет, но Водолазка-Вожак остановил его резким взмахом руки, и тот опустил оружие. Оба просто стояли, ничего не делая. Тем временем вооружившаяся Молли нацелила пистолеты и открыла огонь. Пули взбили два или три облачка снега, но оба так и стояли нетронутые.
Водолазка-Вожак кивнул сам себе и улыбнулся.
Блин. Он все понял. Одно дело — организованный отряд нехороших парней. Хуже, гораздо хуже организованный отряд нехороших парней, возглавляемый кем-то, способным сохранять в разгар боя спокойствие и наблюдательность.
— А, сомнение, — пробормотала Леа. — Стоит только возникнуть подозрению, что здесь имеет место иллюзия, и продолжать уже нет смысла.
— Остановите их, — настаивал я. — Крестная, прошу вас. Остановите это.