Свинобург | Страница: 24

  • Georgia
  • Verdana
  • Tahoma
  • Symbol
  • Arial
16
px

Он продолжал ржать до тех пор, пока в квартиру не позвонили. Это пришли мои спасители! Не знаю кто — я орал, ни к кому не обращаясь! Я кричал в космос! В пространство!

И открыв, он продолжал смеяться. Я слышал негромкий разговор. Он вдруг заорал, чтобы не лезли в его жизнь! «Никто не имеет права лезть в мою семью! Никто! Захочу, зарежу! Мой сын! Моя кровь!..»

Я чуть не бегал по потолку от страха! Все сомнения рассеялись! Он проговорился! Все... Он идет!

Я налег на дверь! Я мог свалить через окно... Была еще надежда...

--- Эй, мудозвон! --- Открой — Ты что, свихнулся?! --- Брось свои штучки! --- Открой дверь --- Мне на работу --- Дай я возьму носки ---

Он старался говорить спокойно. И вот это спокойствие, эти «носки» меня совсем добили. Эта была последняя деталь! Точно. Все было точно! Носки?! Ха-ха-ха!.. Он пришел за моим сердцем! Носки... Меня так просто не проведешь!

«Открой, сынок. Это я, твой отец. Твой любящий отец пришел...»

Старый трюк. Я читал сказки. Знаю. Не проведешь. Точно как в песне: «Посмотри, что я принес. Твой букет из алых роз. Кто сказал, что это ла-а-андыши-и... Но меня не наебешь! Хуй на ландыш не похож...» Он бы мог придумать что-нибудь пооригинальней! Я знаю эту штучку: «Открой, козленочек... Это мать пришла... Молочка принесла...»

Он думает, что я дебил?! Ошибается.

И вот вы стоите по разные стороны двери. И вы прислушиваетесь. Как два героя легенды. «Отец приходит тихий как овечка, чтоб прикончить своего сына!» Старый прикол! Сказки правы! Всегда одно и то же! Догадывался раньше, а теперь точно знаю! Я молчал, налегая на дверь! Ужас придал мне если не сил, то веса! Я так привалился к ручке, что и слон бы не ворвался!

Я бы его никогда не пустил! Ни за что! Ни за какие посулы! Ни за какие коврижки! В один момент я начал молиться! «Дядя Георгий! Прабабушка! Спасите меня! Сохраните! Я никогда дрочить не буду! Я всегда буду говорить правду! Спасите!..» Старая добрая детская молитва!

Чем больше он меня уговаривал, тем меньше я ему верил! Чем добрее он казался, тем больше я налегал на дверь! Стоит только на секунду, на нитку, на палец открыть дверь!.. И все... Что называется, «пиздец всему, сказал отец, и дети побросали ложки...»

Я молчал и сопел, как бегемот.

А когда я услышал голос матери из прихожей... Прислушавшись, я все еще не верил! Он был способен и не на такое! Он бы и прабабушкой заговорил! С него станется! Но нет. На сей раз это была мать. Как я узнал ее? Не знаю.

Я был счастлив. Я продержался и был спасен. Она подошла к двери. Она бы могла меня не уговаривать! От демонов не пахнет лекарствами!

Я сполз на пол во второй раз. Я был спасен и счастлив. Лежа на полу, я трясся, как кусок свиного студня!

А потом, подняв голову к ее юбке, я заговорил. Я ничего не видел, кроме ее ног, усеянных венами! У демонов нет таких ног!

--- Он хотел меня убить! --- Он точил нож! --- Если б ты не пришла --- Он когда-нибудь меня зарежет! --- Я знаю --- Он говорил: «Открой, открой, открой!» --- Был такой ласковый! --- Сказал, что только носки возьмет! --- А у него в ванной куча носков! --- Ты же знаешь! --- Вчера ты стирала! --- А он говорил так тихо --- Так медленно! --- Он меня зарежет! --- Отправь меня куда- нибудь! --- В интернат! --- В ПТУ! --- В нашу каблуху! ---

Я уже не трясся. Стоит прийти спасителю — ты расслабляешься! Улыбаясь, я нормально бредил. Помню, кто-то склонился надо мной. Может быть, это отец. Он смотрел на меня. Это точно. «А-а-а, это ты», — выдавил я из себя.

Мне было уже все равно...

-------------------------

-------------------------

«Завтра пойдем на рентген», — сказала мать. Она мне вколола что-то. Я чуть не заорал. Судя по всему, какой-то антибиотик. «Воспаление легких, — услышал я ее голос. — Он весь горит... И хрипы...»

С кем она разговаривала? Я отключался, приходил в себя, вращал глазами и снова отрубался. В общем, вел себя как нормальный.

Я знал, что меня переправят в терапию. Шесть раз в день в течение месяца из моей задницы будут делать сито. Мою шкуру пьяный татарин не примет на выделку после месяца... Утром похлопают по жопе, не просыпаясь, я стяну с себя пижаму, получу пистон и снова отвалюсь. Как овощ. Вегетативная восхитительная жизнь.

...Это не мы становимся сильными. Нет. Это отцы слабеют... Прошли времена войн и побед... Теперь ты не успеваешь объявить войну, а они уже и лапки кверху! Черт! У них тоже есть бункеры слабости! «Я стар, сынок! Моя жизнь проиграна...» И нечего тут разводить, гнать пургу... Ты просто видишь человека, с которым уже не стоит сражаться. Вот и все.

Я сидел в постели. А он рядом. Он сидит тихо и смотрит на меня. Я тоже сижу тихо. --- Ты меня что, боишься? — спросил он. Я во все глаза смотрел на его руки. На его руки, сложенные на коленях. Как у старика. --- Нет, — сказал я. — Нет --- Я не боюсь тебя ---

И все никак не мог оторвать глаз от от его рук. Я будто увидел его душу. Она сидела передо мной... Она была такая усталая. Опустив руки, свесив голову...

--- Нет, — повторил я. — Нет ---

Его глаза блеснули. Может быть, в них стояли слезы? Может быть, это не он, это его душа плакала?

--- Не бойся меня, — вдруг сказал он. — Не надо ---

Ко мне обращались его сложенные руки... Его руки на коленях.

Он протянул руку и положил ее на одеяло. Рядом с моей. Я поднял голову и увидел его глаза. В них было страдание... В них были обманутые надежды...

Мне стало вдруг холодно. Я сказал, что хочу остаться один. Интересно, где я их услышал, такие слова? Сам бы ни за что не догадался. Отец удивился. Его рука поползла обратно. «Ну ладно», — сказал он и потрепал меня по плечу.

Эти слова — «я хочу остаться один» — подействовали безотказно. Это были первые слова из взрослого мира. Из их словаря. Это действует безотказно. Если ты сможешь потом оставаться один...

Отец вышел из комнаты. Он шел сгорбившись. Это был конец Великого похода... Он уходил все дальше и дальше... И я остался один. Среди пепла, в развалинах...

-------------------------

-------------------------

Едем дальше...

Меня не положили в больницу. Рентген показал здоровые розовые легкие. Мне было приказано лежать неделю. Это был грипп. Так прекрасно оставаться по утрам одному... Слушаешь сквозь сон, как они орут шепотом друг на друга... Как собираются. Как прикрывают двери. Как топают в подъезде... Для страховки лежишь еще, а потом пулей из кровати!

Ты один в квартире! Можешь делать все, что хочешь!

Я начинал узнавать себя, свое тело, именно в такие утра! Я шел как лист за ветерком. За малейшим дуновением своих желаний! Мои переодевания...

Парики тогда вошли в моду. Мать теряла волосы. Здесь, в этом шкафу, у нее были два парика: один рыжий как огонь, а второй я не помню.