Гороховский переводит взгляд на оторопевшего деда Грицька, которого он ещё продолжает держать за лацканы пиджака. Говорит ему на ломаном русском языке:
– Вы, конечно, понимаете…
– Нет! Я не понимаю! – испуганно кричит дед Грицько. – Я ничего не понимаю!
– Нет! Понимаете!
– Нет! Нет! Не понимаю!
– А я уверен, понимаете… – он показывает на лопату и рукавицы в руках деда, – …что нам сегодня вечером нужны будут вот эти вещи.
– А! – вздыхает с облегчением дед Грицько.
– И если можно этот… Железо… Палка…
– Лом?
– О! Лом! И очень прошу об одолжении! – шепчет Гороховский. – Чтобы это был секрет между нами. И ваши начальники и мистер полицейский… Ни-ни! Мы в долгу не останемся.
Дом милиционера. Утро.
Милиционер в свой мощный бинокль видит всё.
Площадка для выгула кур возле птицефермы. Утро.
Гороховский взглядом полководца окидывает площадку возле птицефермы. Поднимает палец вверх и опять на идиш:
– А-а-а! Чтобы были здоровы наши дети! – Он добрый. Поэтому поворачивается к деду Грицьку и на русском языке желает ему того же: – И ваши дети тоже чтобы были здоровы! Имеете детей?
– Внучка! Маргарита. Рита.
– Ну и пусть она будет вам здорова! И счастлива! – снова на идиш Гутману: – Ты мне, Бэрэлэ, говоришь… Сегодня же! Ночью! Только уже пусть эти куры будут спать!
Хасиды идут с холма вниз в село. Дед Грицько, озадаченный услышанным, смотрит им вслед.
Площадь у сельской гостиницы. День.
Дед Грицько подкатывает к гостинице на своей телеге. С ним его жена баба Парася. Он привязывает лошадь у крыльца. Торопливо стаскивает ящик с помидорами и заносит его в гостиницу. За ним его жена Парася несёт лом и метлу.
Сельская гостиница. Комната. День.
Они заходят в комнату, где остановились хасиды.
– Вот, дорогие гости! – воодушевлённо говорит дед Грицько. – Помидоры с моего огорода! Лучше нигде не найдёте. А вот это – новая метелка. Вам сподручнее будет. А это – фо-о-онарь. Пригодится. – Он с обожанием выдыхает: – Реб Гороховский! Реб Гутман! Уважаю!
Выбегает. За ним жена баба Парася.
Площадь у сельской гостиницы. День.
Дед Грицько сбегает с крыльца. За ним бабка Парася. Они пересекают улицу и забегают в помещение почты.
Почта. День.
Дед Грицько кричит с порога начальнице почты, она же единственный почтовый работник:
– А ну-ка! По срочному тарифу Киев! Прямо директору училища. Пусть позовут Ритку к телефону.
Пока идет соединение, он нервно бегает по комнате.
– Дед, а эти, что приехали, – спрашивает девушка – начальница почты, – в чёрных шляпах. Евреи…
– Хасиды.
– Ага! Пусть хасиды. Так в селе говорят, что…
– Ничего не слышал, ничего не знаю! «Гурнышт»! [35]
– Киев, кабина номер один.
Дед с бабкой торопливо заходят в единственную фанерную будку.
– Риточка! – кричит в трубку баба Парася. – Здравствуй, родная! Не. Ничего. Всё в порядке. Просто дед…
Дед Грицько выхватывает трубку и говорит отрывисто, деловито:
– Как ты там, внучка? Экзамены? Значит, так, сдавай их, как это говорят…
Киев. Приемная директора медицинского училища. День.
Дверь в коридор открыта. Перерыв. В коридоре много шумных студентов в белых халатах. Внучка Маргарита стоит у телефона. Пытается перекричать шум:
– Досрочно?!
Почта. День.
– Ты ж отличница! – кричит дед Грицько. – Лучшая студентка в вашем медицинском училище!
Киев. Приемная директора медицинского училища. День.
– Но почему досрочно?! Зачем?! – удивляется Маргарита.
Почта. День.
– Я… – придумывает на ходу дед Грицько, – я могу заболеть! Могу! Короче, Рита, «опухай» [36] деда! Как только звоним, в тот же день пулей! Домой! Сразу! Всё! – Он кладет трубку. Вытирает пот со лба.
Площадь у сельской гостиницы. День.
Из здания почты выходят дед Грицько и Парася. Дед раздражённо объясняет бабке:
– Я ж тебе на понятном языке. Миллиардер! Это раз. У него внук! Это два. Он приезжает. Молится. И сразу после этого ему на глаза должна попасться… Должна! Сразу же! Наша внучка Маргарита.
– А если она ему не понравится?
– Кто? Ритка?! Да как у тебя язык поворачивается?! И слушай сюда, Парася! Я ж тебя знаю… – оглядывается по сторонам. – Никому! Ни слова!
Дом милиционера. День.
Милиционер с биноклем. Он фиксирует, как…
Площадь у сельской гостиницы. День. Эффект бинокля.
…Дед Грицько подозрительно оглядывается по сторонам и показывает своей бабке Парасе, чтобы молчала. А из окошка вслед деду и бабке с интересом смотрит начальница почты.
Дом милиционера. Интерьер. День.
– Ага! – Милиционер Нечипоренко медленно опускает бинокль.
Двор возле хаты деда Грицька. День.
Дед выскакивает из хаты, пересчитывает деньги, кладёт в карман.
– Я в район, – говорит он бабе Парасе. – При таких делах надо пиджак новый покупать, – садится на подводу и уезжает.
Двор возле хаты деда Грицька. День.
Из-за забора выглядывает Маруся – жена механизатора Петра. Она стучит в калитку. Рядом возникают ещё три бабы.
Соседки входят во двор, молча, рассаживаются, смотрят на бабу Парасю, которая чересчур деловито возится возле печи, ставит миску с едой у собачьей будки, сыплет корм в загородку для гусей.
А из-за забора уже смотрят ещё десятка два женщин. Баба Парася молчит, как партизан. И все молчат.
Улица у двора деда Грицька. День.
Ко двору подъезжает на мотоцикле милиционер Нечипоренко. Тоже многозначительно смотрит на бабку Парасю…
Сельская гостиница. Двор. День.
Хасиды под яблоней вкусно кушают помидоры, хрустят мацой и запивают виски Jonnie Walker.
Танцплощадка у клуба. Вечер.
«Бумбокс» орёт очередную песню про любовь. Девушки танцуют парами. На лавочке в окружении подружек сидит невесёлая дочка Рая.