– Клэр, это Доминик.
– Доминик?
– Из кафе, – несколько робко напомнил он. Я слышала утренний шум в «Лаванто»: посвистывание кофеварки, жужжание голосов, шум кассового аппарата. – Прости, что беспокою тебя и звоню домой. Твой номер есть в телефонной книге и… – Он как будто был немного взволнован. – Послушай, я не хочу, чтобы ты думала, будто я тебя преследую или что-то в таком духе. Просто я кое-что нашел для твоей статьи. Тебе определенно захочется на это взглянуть.
– В самом деле? – Я бросила взгляд на свое отражение в оконном стекле и скорчила гримасу. Тушь и тени с накрашенных накануне глаз вместе со слезами оставили мрачные дорожки на моих щеках.
– Мне нужно бежать, – продолжал Доминик. – Здесь сегодня просто сумасшедший дом, а один из наших барменов заболел. У тебя не получится заехать в кафе сегодня утром?
– Да, – ответила я, глядя в окно на остатки недельного бурана. Снег немного растаял, тротуары покрылись грязью неприятного серого цвета. Грязный снег. – Я буду через полчаса.
* * *
Я вошла в кафе «Лаванто» и в это утро увидела его совсем другими глазами. Теперь я знала, что здесь, наверху, жили Вера и Дэниел. Я огляделась по сторонам. Студенты сидели перед своими ноутбуками, счастливые пары смотрели друг на друга поверх чашек с пышной пеной. Были ли здесь счастливы Вера и Дэниел?
Доминик помахал мне рукой из-за стойки, на его белой рубашке чуть выше кармана осталась пыль от молотого кофе. Он попросил бармена сменить его возле кофеварки и подошел ко мне.
– Спасибо, что позвонил.
– Как прошел вечер?
Я пожала плечами.
– Не слишком хорошо.
– Прости, – промолвил он, развязывая свой фартук и вешая его на крючок. – Хочешь поговорить об этом?
Я покачала головой, взглянув на витрину с выпечкой.
– Чего мне действительно хочется, так это одну из вот этих ячменных лепешек с малиной.
Доминик заговорщицки улыбнулся.
– Тогда давай достанем одну для тебя.
Он потянулся за щипцами, лежавшими на стойке, обошел ее и достал с витрины огромную лепешку.
– Ешь, – он протянул мне тарелку.
Я откусила кусочек, крошки посыпались у меня изо рта, но мне не было стыдно. Как приятно было вонзать зубы в плотную масляную лепешку!
– Так что ты нашел, Доминик?
– Идем со мной.
Мы прошли в заднюю комнату, и он указал на шкафчик с папками, стоявший у стены.
– Вчера вечером я просматривал кое-какие документы и нашел вот это.
Он достал помятый и пожелтевший конверт с оторванным уголком.
Я откусила еще кусок лепешки и поставила тарелку.
– Что это?
Доминик прислонился к стене.
– Посмотри сама.
Я аккуратно подняла клапан конверта, заглянула внутрь и вытащила сложенный листок бумаги и черно-белую фотографию. Хрупкий листок я отложила в сторону и поднесла снимок к свету. Он был старым, потертым, закругленные уголки обтрепались. На фото были мужчина и женщина, нежно обнимающие друг друга. Женщина, красивая какой-то застенчивой красотой, с подстриженными вьющимися на концах волосами и в простом платье с поясом на талии, с любовью смотрела на мужчину в элегантном костюме. Его улыбка, обращенная к ней, была полна обожания. Пара любила друг друга, это было очевидно. Любой бы это заметил. Неужели это Вера и ее муж, отец Дэниела? Я перевернула фото и увидела надпись на обороте. «Вера и Чарльз, март 1929 года, Сиэтл, танцевальный марафон».
Я удивленно посмотрела на Доминика.
– Танцевальный марафон? – Слова показались мне незнакомыми. – Ты представляешь, что это такое?
Доминик почесал макушку.
– Минутку… Помнишь ту сцену из фильма «Эта прекрасная жизнь» [5] ? Там, где они танцевали и…
Я мгновенно оценила то, что ему знаком этот фильм, один из моих любимых.
– Да! – сказала я. – Они еще упали в бассейн под танцплощадкой.
– Точно, – отозвался Доминик. – Думаю, это и есть танцевальный марафон. Я читал о нем в одном романе. Люди пытались танцевать как можно дольше, пока не падали от усталости. Они танцевали ради призов: наличных денег, бесплатных товаров, всего такого. Иногда они танцевали несколько дней подряд.
– Дней?
– Да, помню, тот персонаж, о котором я читал, в конце стер ноги в кровь.
Я снова посмотрела на снимок молодой пары и задумалась о том, что произошло в вечер танцевального марафона. Фото было сделано до рождения Дэниела. Была ли Вера счастлива тогда? И кем он был, этот Чарльз? Как фотография оказалась здесь?
Я провела пальцем по ее ребристым краям и вспомнила коробку с семейными снимками, которые мне удалось забрать из дома бабушки перед тем, как она переехала в дом престарелых. Тетя Бет оставила их возле мусорного бака.
«Они все старые, черно-белые, – заявила она и махнула рукой так, словно смахивала стопку никчемных рекламных листовок. – Какие-то родственники, которых никто не помнит».
«Не надо, – я бросилась к коробке. – Не выбрасывай их, я их сохраню».
Пусть я не знала имен большинства моих родстенников с этих снимков, но мне казалось предательством отправлять память о них на помойку. Мысль об этом была для меня невыносима.
Я осторожно убрала фото Веры и Чарльза обратно в конверт, взяла пожелтевший листок бумаги и очень аккуратно развернула его, чтобы не порвать.
– Смотри, – обратилась я к Доминику, – это рисунок.
Фигурки на листе явно нарисовала детская рука. Я прищурилась, чтобы лучше рассмотреть сценку, нарисованную чернильным карандашом.
– Думаю, это двое детей и женщина, – я поднесла рисунок ближе. – Ты только взгляни на ее шляпу. В то время все женщины носили большие красивые шляпы. По-моему, это перья или, может быть, бант. Точно не скажу.
– У тебя отлично получается, – одобрил Доминик.
Я улыбнулась.
– У меня есть трехлетняя племянница, которая регулярно присылает мне по почте свои рисунки. Так что я в некотором роде профессионал.
Доминик подошел поближе и начал рассматривать рисунок, который я держала в руках.
– Думаешь, это нарисовал маленький мальчик? Это его рисунок?
Его рука коснулась моей. Моя кожа была сухой и стянутой, уставшей. Лучше бы я приняла душ! А то только провела щеткой по волосам и натянула бейсболку.
– Прошу прощения, – извинился он.