Жила она по солнцу. Вставала рано, с рассветом. Не могла спать, когда в окно начинал пробиваться свет. Ложилась с первыми сумерками, экономя электричество. Они с Петей, собираясь в магазин, или на станцию на базар, или к электричке, выходили, когда получалось. Как соберутся. Когда баба Дуся домоет посуду. Никто никуда не спешил. По дороге Дуся заглядывала к Сашкиной маме, куда совершенно не собиралась. Могла остановиться поговорить с соседкой и зайти попить чайку. Петя нервничал – опоздают, не уедут, баба Роза будет нервничать. Но они удивительным образом не опаздывали. Приходили как раз вовремя, будто только их и ждали. Они могли даже присесть передохнуть, съесть мороженого и опять двинуться в путь. И если Петя елозил от нетерпения на скамейке, то Евдокия Степановна сидела спокойно и лузгала семечки. Газетный кулечек был обязательным атрибутом железнодорожной станции.
– Успеется, – говорила она и предлагала внуку семечки.
Но Петя, хоть и очень хотел так же сидеть и сплевывать шелуху на землю, отказывался. Баба Роза сказала ему, что от семечек у него обязательно будет аппендицит, его положат в больницу и разрежут живот. И то если успеют. А если не успеют, то аппендицит лопнет, гной разольется внутри живота, и он умрет.
Петя очень любил тыквенные семечки, и, когда баба Дуся, не подозревавшая о страшном предсказании про неминуемый аппендицит, покупала тыквенные, он разрешал себе взять три или четыре. А то и пять. И потом замирал в напряженном ожидании скорой смерти от разрыва аппендицита. Смерть не наступала, но для Пети это уже не имело никакого значения. Бабушкиным словам он верил безоговорочно.
Выросший Петя сохранил в себе черты обеих бабушек – он никогда не опаздывал, если речь шла о работе. Был пунктуальным до секунды. Но в быту мог проявить бабы-Дусину веру в то, что все успеется. Зачем нервничать, если от тебя ничего не зависит?
Когда дата бракосочетания была определена, тетя Люба вновь завела разговоры о знакомстве с родителями. Петя прямо на ступенях загса, по настоянию женщин, позвонил отцу, чтобы сообщить новость и передать приглашение на семейный обед на территории невесты, согласно традициям.
Петя слушал гудки в трубке – он знал, что отец не ответит, у него как раз в это время была лекция. И неожиданно понял, что давно не разговаривал ни с кем без свидетелей. Стоило ему уйти на кухню, чтобы позвонить, например, Сашке, как у Елены Ивановны обнаруживалась немытая чашка или вилка. У будущей тещи вообще была привычка вставать к мойке и мыть посуду, когда шли серьезные разговоры, что очень раздражало тетю Любу.
– Да выключи ты кран! Что за манера? – орала она на сестру. Но Елена Ивановна ничего не могла с собой поделать. Под шум воды она чувствовала себя спокойнее.
К такому Петя совсем не привык. Даже когда он разговаривал с отцом, договариваясь о визите для получения конверта, бабушки выходили из комнаты, позволяя ему поговорить в одиночестве, соблюдая конфиденциальность.
Ксюша никогда не выходила, если Петя говорил по телефону. Тетя Люба же напрямую спрашивала, кто звонил, чего хотел и почему так поздно. А если уж Пете звонили коллеги-женщины, то тут и Ксюша замирала на пороге, и Елена Ивановна делала напор струи из крана поменьше, а тетя Люба и вовсе вставала над душой и разве что телефон из рук не вырывала. И Петя не мог понять – неужели он представляет такую ценность? Неужели Ксюша его настолько любит, что так ревнует?
Опять же, перед свадьбой начались разговоры о Петиной зарплате, о том, сможет ли он содержать «молодую семью». А уж если Ксюша уйдет в декрет (а она непременно должна уйти в декрет сразу после свадьбы, с точки зрения тети Любы), то что Петя об этом думает? Не собирается ли менять работу? Вон сосед – Петин ровесник, а зарабатывает-то прилично. И машина у него лучше. И летом в Италию собираются. Как у Пети с Италией? Не хватит небось?
Петя работу менять не собирался, его все устраивало. Начинать гонку по собеседованиям не было никакого желания. И говоря откровенно, он не очень-то верил в собственные силы. Ксюша особо не упорствовала, зато тетя Люба проявила всю свою страсть к проповедям – она рассказывала, какой Петя прекрасный специалист, как за него должны драться работодатели и сколько он должен зарабатывать, чтобы содержать Ксюшу и Елену Ивановну. Петя как-то не думал о том, что ему придется содержать еще кого-то, кроме себя и, пожалуй, Ксюши. Про Елену Ивановну он точно не думал.
– Вот ты пришел на все готовенькое, а откуда продукты в холодильнике? – вопрошала строго, уже на правах почти родственницы, тетя Люба. – Они ж не сами туда прилетели! Это Лена пошла и купила. А ты знаешь, сколько хлеб стоит? А макароны? А умножь это на месяц да еще на четверых? Сколько получится? Это я тебе еще за мясо не говорю.
Тетя Люба всегда так говорила: «за мясо», «за Ксюху». То есть о мясе, о Ксюхе. Петя кивал и соглашался. Да, благодаря бабушкам он думал, что продукты оказываются в холодильнике сами собой и точно не задумывался «за мясо».
– Я могу и без мяса. – Петя зачем-то изменил своей привычке кивать и соглашаться.
– Ты больной или как? Я тебе говорю, чтобы ты подумал, как баб накормить, а ты делаешь вид, что не понимаешь! – вспыхнула тетя Люба, и Петя вдруг понял, ясно увидел, что он ей не нравится, что она убеждена – Ксюша просчиталась с женихом. Другого мужа тетка хотела для племянницы. Попроще да побогаче. И Петю ни во что не ставила, даже презирала. Он ощутил это кожей, которая у него всегда была чувствительной.
На неврозы кожа реагировала немедленно – покраснениями, высыпаниями, экземами. Петя, еще в детстве пропахший всеми известными мазями и «болтушками», которые делались по специальным рецептам в специализированных аптеках, так и не смог признаться бабе Розе, что причина его сыпи – излишнее волнение или перевозбуждение. Или обида. Маленький Петя сам додумался до того, что все его хвори имеют психосоматическую природу. Конечно, он не знал слово «психосоматика», но проследил связь между переживаниями и нервной коростой, которой обрастали его запястья. И соки с шоколадом тут были совершенно ни при чем. Сейчас, под взглядом тети Любы, он почувствовал, как руки начинают зудеть.
Петя не хотел менять работу не потому, что не понимал ответственности. Баба Роза внушила ему с детства, что лучше довольствоваться тем, что имеешь, и не желать большего. Сидеть на одном месте и пересидеть остальных куда вернее, чем скакать туда-сюда. Баба Дуся ей вторила – не гонись, не лезь впереди всех, с вершины падать больнее будет. Бабушки, хоть и любили внука до очумения, внушили ему, что он – достаточно посредственный мальчик средних способностей. Не гений. Поэтому нужно радоваться малым успехам и не браться за дело, для которого нет достаточных талантов.
Это же самое, как понял Петя, когда вырос, баба Роза внушала своему сыну. Наверное, поэтому Сергей, который считался талантливым, умным и перспективным, сидел на средней преподавательской ставке и даже не смог защитить докторскую.
Петя с годами все больше стал понимать отца. Им двигал страх – опозориться, провалиться, не соответствовать, не оправдать надежд. Рисковость, наглость, слепая уверенность в собственных силах – этих качеств были лишены и Сергей, и Петя. Причем в глубине души оба считали себя умнее коллег, но страшились проявить качества лидера. Ведь с вершины действительно больнее падать. А то, что падение неминуемо, – в этом ни тот ни другой не сомневались ни секунды. Петя вырос в своей фирме до замначальника отдела на текучке кадров и уже мог получить повышение – начальница собиралась увольняться. Сергей сидел в институте, боясь потерять насиженное кресло, репетиторство и статус.